Сказ о серебряной горе

Мироглов Виктор

— Хорошо,атаман,— сказал ламут,— стадо собрали.

— Добро,— отозвался Попов и, оглянувшись-на стойбище и улыбнувшись своим мыслям, добавил:— Пошли, казаки. Яранги смотреть будем.

Он шел впереди, неторопливо. Рядом, стараясь идти также широко, поспешал Теря. Горбились рыжие кочки,мешали. Атаман большой, широкий в кости, как матерый зверь, а Теря что осенний теленок близ ездового оленя.Вел ватажников атаман к самой большой яранге— шамана Рырки.

У входа помешкал, откинул шкуру, вошел. Казаки следом ступили.

Сквозь верхнее отверстие падал солнечный свет. Приглядевшись, различил Федор три полога^1. Посреди яранги у слабо тлеющего костерка сидела старуха в спущенном до пояса керкере.

[^1Полог — четырехугольное спальное помещение из шкур, устанавливаемое в яранге.]

— Эттик,— сказал атаман.— Здравствуй.

Старуха молчала, шевеля палочкой угли в костре.

— Эттик,— громче повторил Попов.

Старуха медленно подняла голову. Ни страха, ни интереса в ее глазах.

Попов шагнул мимо нее и откинул край самого большого полога.Кто-то метнулся в глубину, затаился.

— Выходи,— по-чукотски приказал Федор.

Качнулись шкуры, и из полога выползла на коленях маленькая фигура, вся в мехах, с плотно зажмуренными глазами.

Атаман наклонился, взял за плечи, поставил на ноги. И хотя в яранге плавал дымный сумрак, угадал Федор сразу— баба. Попытался повернуть лицом к свету и не смог. Гибкое тело извивалось в руках.

— Кто такая?

Баба молчала. И тогда Федор толкнул ее от себя на груду оленьих шкур.

— Говори!

Опа заговорила резко, отрывисто.

— Я младшая жена Рырки.

— А кто эта старая нерпа, что сидит у очага?

— Старшая жена.

— Где шаман?

— Не знаю. Ты злой дух, ты все должен знать сам.— Баба втянула голову в плечи, сжалась в комок.

Попов засмеялся ласково. В тот же миг увидел, что сквозь сощуренные глаза следит за ним шаманья женка.

— Кто сказал тебе,глупая, что я злой дух?Разве ты не видишь, что у меня две ноги, две руки, одна голова? Человек я, как и ты.

— Откуда тогда ты знаешь наш язык?— продолжала пытать она.

— Кто долго живет в тундре, тот умеет говорить словами ее людей.

— Не знаю…

Заметно успокаивалась баба. Видела она, что не стал бы разговаривать с ней дух, а просто забрал бы ее сердце и печень.

— Мы пришли в ярангу как гости, а эта старая росомаха,— Попов указал на старуху,— забыла законы гостеприимства.

Баба помолчала, завозилась на шкурах.

— Что я должна сделать?

— Приготовишь нам пищу. Духи не едят, и ты убедишься, что мы люди.

— Вы ели свою пищу там, на берегу.

Попов понял: следили за ними из яранг десятки настороженных, испуганных глаз.

— Мы ели рыбу,— сказал он,— Разве эта еда достойна настоящего человека? Разве его желудок не просит куска нежной оленины?

— Не знаю…— снова отозвалась баба,но со шкур поднялась,принесла откуда-то медный котел с водой, скупо подбросила

в костер плавника.

Привычная работа еще больше успокоила ее, и она уже с интересом смотрела на ватажников. В узких глазах любопытство вспыхивало искорками, пухлые щеки окрасились в маков цвет.

— Где твой муж?— спросил Федор, следя за бабой и кусая пересохшие губы острыми, как у лисы, зубами.

— Разве жена знает, куда лежит в тундре путь воина?

— Разве Рырка воин? Он трусливый песец,— гневно сказал Попов.

Баба промолчала,только движения ее стали проворнее. Федор отвернулся и долго смотрел, как по закопченному днищу котла снуют языки пламени.

— Ты пойдешь в тундру и позовешь Рырку.Говорить станешь что таньг просил его вернуться.Я не собирался никого зорить.Если же он боится,гости уйдут от него. Твои уши слышали мои слова? Так пусть твой язык не соврет, когда ты увидишь шамана.

— Рырка не вернется. Он скорее уйдет к верхним людям.

— Вернется,— уверенно сказал атаман.— Рырка жадный.Он шаман. Ему плохо будет у верхних людей.Чавлу^1 без нарты и упряжки нечего делать на небе, а он оленей имать разучился. Другие оленей ему пасут.

— Так ему и скажет мой язык.

[^1Чавлу(чук.)— оленный чукча.]

Еще одна ночь прошла светлая,словно день. Солнце нырнуло в море, да скоро снова показало красную спину. Первым в стойбище воротился работный мужик Эйгели. Разговаривать с ним сразу Попов никому не велел.Первым делом шаманья женка самого жирного мяса для него сварила.

Эйгели, оробевший было, оживился, лестные слова атаману сказал:

— Теперь я верю, что ты не дух. Разве келе стал бы заботиться о желудке человека?И убивать ты меня не станешь. Иначе зачем тебе набивать мой живот мясом?

— Кто ты?— спросил Попов.

— Я пурэл из племени анадырских коряков.Восемь зим прошло, как взял меня в плен Рырка. Теперь я пасу его оленей.

— У тебя есть яранга, жена?

— Разве рабу дают ярангу?— грустно спросил Мигели.— А когда нет яранги, ни одна женщина не согласится сидеть вместе у чужого очага.Шаман дает мне одежду и еду.

— Почему не пришел шаман?

— Он ходит совсем близко,—сказал Эйгели.— Но он боится тебя. Духи покинули его.

— Эйгели, ты наелся? — спросил Федор.

— Да, таньг.

— Эйгели жил в яранге Рырки,— не сводя с него глаз,сказал атаман.— Он знает, где шаман берет серебро.

— Ко-о-о,— коряк испуганно отвернулся.— Рырка никому не говорил.

— Ты пойдешь ц позовешь шамана. Если сумеешь его привести, я подарю тебе нож.

Морщины зашевелились на лице Эйгели,поползли,собрались у глаз в куропачью лапку.

— Я все сделаю, таньг, как велишь. Я тоже хочу быть человеком.

Попов усмехнулся.

— Хорошо. Но если обманешь, твоя душа никогда не попадет к верхним людям и не узнает сытой жизни.