Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
«А не мешает, поскольку Кощей рядом, — внезапно понял он. — Болото ведь к самой границе Нави подходит, не обернется оно против ее хозяина».
Легко от мысли этой сделалось, радостно, даже тяжесть, давящая на плечи, поуменьшилась. Потому сначала засвистел Влад, а затем и запел. Вроде и не имел подобной привычки, а вот захотелось почему-то, ноги переставлять, опять же, приятнее.
Час прошел, а может, и все двадцать. Не сразу заметил Влад, что ему кто-то подпевает. Голос девичьим, нежным был, а мелодия немного другая, как и слова на языке незнакомом, но вплеталась
Разбилась песня миллиардами осколков. Умолк Влад, замолчала и девица.
— Здравствуй, Хельга, — молвил он, нисколько не сомневаясь в том, что она поймет.
Девица кивнула, проронила что-то — хотелось бы думать, приветственное. В тот же миг соткалась позади нее тьма, из которой вышел вороной конь. Глаза ясными изумрудами горели, бока лоснились, грива белее снега в воде утопала. Положил он свою голову ей на плечо, Влада взором к месту пригвоздил, да тот не растерялся.
— И тебе здравствуй, владетель.
Конь фыркнул. Влад решил, что так ему ответили, и продолжил:
— Прошу у тебя милости. Помоги Нави достичь.
Конь в воздухе растворился, но тотчас же соткался возле Влада, снова фыркнул, посмотрел на Кощея и гривой мотнул, пригнув длинные передние ноги, — не иначе, чтобы сподручнее было положить к нему на спину. Влад так и сделал. Сам он садиться на коня не стал — постеснялся, пристроился рядом.
— Спасибо, Хельга, — бросил девице, но туман уже скрыл ее — не разобрать, поняла ли.
Совсем чуть прошли, навалилась на Влада тяжесть, какой давно уж не испытывал. Дно неровным и скользким сделалось. Хотел он сильнее о спину Коня Болотного опереться, да тот хвостом черным мотнул, в сторону дернулся и в мгновение ока оказался впереди в десяти шагах.
— Остановись!
И ухом не повел.
Влад попробовал бежать за ним, да куда там: один его шаг с десяток конских стоил. Конь Болотный не оглядывался, будто не замечал ни слов, к нему обращенных, ни ругани. Там же, где он прошел легко, дно исчезло, и рухнул Влад в воду. В последний момент успел руки расставить, как волхв Златоуст учил, иначе ушел бы свечой вглубь и вряд ли выплыл.
— Что, Ворон Воронович, впросак угодил? Обманул Конь Болотный птицу вещую?
— Ты, вместо того чтобы насмехаться, лучше бы выбраться помогла, — ответил Влад.
— А ты возьми меня замуж — вмиг освобожу.
Влад едва не застонал обреченно. Он по-прежнему лежал на воде, погруженный в болото. Рядом на широком листе кувшинки сидела лягушка — уже пятнадцатая по счету в короне из водных капель и икры, то ли жабьей, то ли рыбьей, масти странной: не зеленой, а бледно-розовой — и предлагала ему освобождение в обмен на женитьбу.
— Такое ощущение, будто все сказки переврали или мир с ног на голову встал, — посетовал он. — Нынче не добрые молодцы невест разыскивают,
— Ах так?! — разозлилась лягушка, лапой по листу кувшинки стукнув. — Ну и тони себе дальше. Тоже мне, добрый молодец выискался! Птица черная, злокозненная! Не хочешь со мной век прожить, русалкам и водяницам достанешься! — выкрикнула она, квакнула, фыркнула и ускакала.
Влад вздохнул, признавая за ней правоту. Пусть и небыстро, но трясина его засасывала. Обернуться птицей и взлететь не достало бы у него сил, человеком без посторонней помощи тоже не выбраться. Однако не зря говорили, что упрямство раньше него на свет народилось — лучше сгинуть, чем слово невесть кому дать.
— Глупый… глупый воронишка, — донеслось поблизости. Голос певучий, чарующий, с явными шипящими нотами, однако Влад, пока голову не повернул, думал увидеть очередную жабу, набивающуюся в жены.
На листе, обвив цветок кувшинки изящным длинным тельцем, лежала гадючка — вся черная с бронзовым отливом, глаза ясной бирюзой сверкают, а голова увенчана золотой короной.
— Я и не спорю, царевна, — проронил Влад. — А ты тоже пришла меня в женихи звать?
— Вот еще! От своих бы избавиться, — фыркнула она. — Ты зачем Хельгу соблазнить пытался?
— Я?! — Влад в удивлении руками всплеснул и едва не ушел с головой под воду. Вынырнул, отплевываясь. — Как бы я мог?!
— Как любой иной мужчина, полагаю, — высокомерно заявила гадючка, сверкнув глазами.
Влад обреченно прикрыл веки и сказал:
— Я не хотел ничего подобного.
— Тогда ты еще больший дурак, чем есть.
Спорить Влад не собирался: раз уж оказался в болотной жиже по уши, то вряд ли от большого ума. Однако попросил:
— Объясни, сделай милость.
— А смысл? На пороге смерти-то?.. — усмехнулась она.
— На пороге али нет, это уж не нам с тобою судить. Порой и от царя подводного сухими на берег возвращаются.
Она усмехнулась, но взглянула явно одобрительно.
— Ты думаешь, чем Хельга пленила Коня Болотного? Одним лишь золотым волосом? — спросила гадючка. — Как бы не так, — ответила она на молчание Влада. — Эх, Ворон. Она песней его приманивала каждый вечер, день и утро. Вначале хозяину болот просто любопытно и забавно было, затем заслушивался, а стоило привыкнуть и осознать, что будто на аркане его к лесной лачуге тянет, — лютой ненавистью воспылал, хотел убить Хельгу, в грязь втоптать, но не сумел. Бури тогда пошли по тихому болоту безвременья. Людей, тварей да существ утянуло без счету. Правяне и те всполошились, со своего седьмого неба чуть ли не каждодневно спускались и по местам нашим хаживали. Кощей дополнительную стену на границе воздвиг, чтобы Навь не взбаламутило, но с советами не лез, отговорившись отсутствием у себя сердца и глупых привязанностей. Ему, мол, подобной напасти не ведавшему, не с руки помогать от нее избавляться. — Влад, услышав такое, вздрогнул. Гадючка продолжила рассказ, словно и не заметила: — Сам того не желая, приковал себя Конь Болотный к Хельге навечно.