Сказание о ночном цветке
Шрифт:
— Подожди, — снова этот глухой голос бывшего егеря. — Я понимаю, что теперь ты ощущаешь потерянность. Я знаю, какого это, уж поверь. Но прошу, выслушай меня прежде, чем сделаешь окончательное решение, хорошо?
Я знаю, что совершил в своей жизни столько ужасов и преступлений, сколько, возможно, не натворило миллионы Теней вместе взятых. И я понимаю, что в том, что случилось с тобой, виноват только я. Да, я хотел смерти Виссариону, я хотел отомстить ему за то, что он погубил меня, погубил того, кем я когда-то был… Он лишил меня силы, имени, моего дома, братьев и сестер, он лишил меня всего, что у меня было! Но знаешь… во время всех моих злодеяний, во время моих истреблений планет я смог найти одну маленькую жемчужину, которая внезапно стала мне дороже всего на свете. Мою маленькую
Возможно, что ты всё ещё считаешь меня убийцей, да и себя уже, скорее всего, тоже. Я могу лишь сказать: не вини себя, жемчужинка в том, чего ты не совершала. Знаю, мне тяжело верить после всей той лжи, которой я тебя окружил, но это единственное, во что я умоляю тебя верить. Ведь воспоминания не так правдивы, как может показаться…
Я помню всё, что случилось в ту самую ночь, но больше всего меня напугало даже не то, что ты говорила, а с каким взглядом, какой интонацией. Был однажды момент, когда почти всё время плакала и светилась, словно полярная звёздочка. Но не тогда. Ведь этой ночью ты нисколько на меня не злилась… Тебе было всё равно, просто совершенно всё равно. Именно тогда я понял, что потерял тебя навсегда: когда увидел в твоих глазах безразличие. Ты ушла от меня в лапы к златоглазому хищнику, и самое ужасное то, что сама попросила его стереть память. И он снова и снова делал это, как ты ему сказала. Я знаю точно, что принц никогда не стал бы тебе помогать просто так, так что вывод только один — ты ему нужна была для чего-то другого, о чем я, возможно, догадываюсь…
Понимаю, что ты никогда не простишь меня, но я всё же надеюсь на это, тем более, раз ты уже здесь, то у меня есть небольшой шанс, верно? — голограмма немного улыбнулась, натянув на лице шрамы. Черные глаза смотрели прямо на Мая, — Прости меня за то, что не могу тебе сейчас сказать ничего конкретного, ведь я лишь Воспоминание, которое обитает здесь уже не один год. А ты лишь запутавшийся мальчик, в чьей груди полыхает уголёк. — Пирит снова скрестил руки на груди, отойдя к разломленному столу и опершись об него руками.
— Подожди… Ты что, видишь меня? — огненный парень не мог поверить в то, что голограмма действительно осознавала его присутствие. — Я… Я думал что ты…
— Что я — ничего непонимающая вокруг иллюзия? — Он вскинул бровь и увидев в лице юноши утвердительный ответ, продолжил, — мой уровень магии несколько выше, чем у твоего брата, мальчик. Кстати о нём и моей дочери: где они?
— Я не знаю… Я думал, что ты поможешь его одолеть, ведь, как я заметил по кристаллам, он боится только тебя и Виссариона. — Маю было обидно, что голограмма называла его мальчиком, но после своих слов он осознал, что действительно тот самый запутавшийся маленький ребенок. По крайней мере, сейчас из-за своей беспомощности он себя таким ощущал.
Пирит спустя некоторое время молчания стал подходить к огненному парню. Угольные глаза имели строгий и мудрый, но в то же время и очень печальный взгляд. Его рука прошла насквозь грудной клетки юноши, который почувствовал, как сердце начало ускорять свой ритм.
— Сейчас в твоих жилах течет сила, недоступная ни одному живому существу. Если ты так уверен, что я смогу победить Обсидиана, то ты очень сильно ошибаешься. Посмотри на меня: я не могу даже коснуться тебя, не могу поднять ни одного предмета, я лишь заточенное в этом месте Воспоминание человека, который когда-то был мной. Огненное сердце, когда-то принадлежавшее мне, выбрало тебя не просто так, понимаешь? Оно чувствует сильную душу, и наполняет её невообразимой силой, которая теперь у тебя. Просто пойми — помочь Амалии не сможет никто, даже она сама: эфир в её теле непредсказуем до такой степени, что способен в один момент погубить всех и каждого, а может и излечить миллионы жизней… Но сейчас она беспомощна перед твоим братом… И помочь ей во всем можешь только ты. Так что поторопись, у тебя мало времени.
— Мало времени? До чего?
— До конца её казни.
Вокруг была
Огромная площадь Риванта была наполнена множеством жителей всевозможных рас. Все они ликовали. Вдали, на небольшой площадке в виде сцены виднелся Обсидиан, вокруг которого стояло несколько Теней. В руках темный принц держал белоснежную копну волос, принадлежавшие девушке, скрючившейся от боли и кричащей от боли. И тут раздался голос златоглазого принца:
— Амальерис-Лелия де Фьёр, или же просто Амалия — вы обвиняетесь в убийстве члена королевской династии — Короля Виссариона Аль’Сивьери I.
Глава 19. Последствия прошлого I
В первые секунды после того, как Дарко перенёс девушку к Храму Предков, она почувствовала на коже холодный ветерок и морозный запах. Открыв глаза, Амалия увидела, что находится в какой-то пещере, вдали которой виднелся блеклое серебристое сияние.
Белокурая девушка стала идти по туннелю, в котором раздавался звук капающей воды, пока не вышла в длинный зал, освещенный серебристыми сферами. Потолок в Храме был несколько десятков метов, с которого с опасным видом свисали сталактиты. Где-то между камнями вверх ногами висело несколько, как показалось девушек, сотен, летучих мышей, которые сейчас спали. Но вызвало восторг у девушки не это, а десятиметровые фигуры, стоящие вдоль стен до самого конца зала. Это были женщины и мужчины, молодые и старые, облаченные в доспехи разных времён и народов. Скорее всего, как подумала девушка, это были правители Ain Meins. Лица бывших королей были строги, полны решимости и многие из них держали в руках оружие: мечи, топоры, клинки и лук со стрелами. Амалия всматривалась в каменные статуи, чувствуя себя такой маленькой и беззащитной по сравнению с ними. Даже в таком виде они внушали страх.
Девушка шла вдоль статуй, наблюдаю за их лицами и вслух читая имена, написанные под каждым из них:
— Церера — раса неизвестна. Хьор де Фьёр — Ain teitary, Нильён де Фьёр — Ain teitary, Эмилия-Анна де Фьёр — Ain teitary, Сифьёр де Фьёр — Ain teitary, Лелия де Фьёр — Ain teitary…
Амалия почувствовала, словно сердце остановило своё движение, когда она дошла до имени своей матери. Она посмотрела наверх, видя перед собой очень строгую, худую девушку, которая держала в руках клинки. Точно такие же клинки она видела давным-давно у своего отца. Амалия глубоко вздохнула, идя дальше вдоль стены. Но тут никакой фигуры не было, было лишь пустое пространство под статую, на котором было написано: Амаьерис-Лелия де Фьёр — полукровка, мертва.
Амалия, немного не понимая того, что сейчас прочла, быстро кинула взгляд на фигуру, стоящую рядом с пустотой и прочла: Виссарион Аль’Сивьери — Ain Sirius.
Девушка, еще раз посмотрела на пустое место, где было написано её имя, и она почувствовала в груди странное чувство. Ведь Пирит именно об этом говорил ей в детстве — она была спрятана не просто так от чужих глаз столько веков. Она была последняя из рода, чьей крови был эфир. И это Виссарион убил её мать, её семью, лишил её отца всего… Она вспомнила, как видела всё своими глазами благодаря Обсидиану:
Это был единственный день, когда на Сириусе была такая гроза. Все Боги стояли под ливнем, который закрывал их хмурые и бледные лица. В глазах у кого-то стояли так и не пролитые слезы. Звуки дождя, казалось, давили на них, заставляя чувствовать одиночество, страх и угнетенность сегодняшнего события. Это был день великой скорби: день изгнания Пирита с Сириуса.
На главной, когда-то цветущей площади на коленях пред всеми стоял Егерь огня. На нем было изорванное, местами сожженное тряпье, оголяющее его ожоги и глубокие ссадины от серебряного хлыста.