Сказание о пустыне
Шрифт:
— Может быть, ты ошибся…
Шесть лет прошло с тех пор, как аттабей привез из пустыни звездочета. Многое изменилось в Аль-Хрусе с тех пор. И не все перемены нравятся моему мужу. Но он смиряет свой нрав и не смеет открыто перечить шейху. А тот уже давно стал мужчиной, а не мальчишкой. Он сам принимает решения и не любит советы.
— Может быть… — Мухаммад гладит бороду и лукаво поблескивает глазами. — Надеюсь, ты расскажешь мне, когда мы встретимся в следующий раз.
— Ты вернешься?
— Еще не знаю, — старик улыбается. За прошедшие годы
Слуга помогает ему залезть в седло, а затем кланяется мне. Низко, как и своему господину. Он выпрямляется и улыбается. Забирается на коня, и мужчины отправляются в путь. А я еще долго стою на пороге и смотрю им вслед. И пытаюсь отогнать ощущение надвигающейся беды…
…— Финики! Финики! Спелые финики!
— Шелк! Тончайший шелк!
— Специи! Шафран! Кардамон! Куркума!
Шумит базар. Самый разгар торговли. Скоро солнце достигнет середины неба, и придется закрыть все лавки. Ждать завтрашнего дня. Гадать, будет ли новый день удачным или нет. Снуют по базару толпы людей. Торгуются. Шумят. Ищут товар получше и подешевле.
Едет сквозь толпу аттабей. Сопровождает его верный Али и пара воинов. Неспокойно ныне в Аль-Хрусе, нельзя выезжать без охраны.
— Вор! Держи вора!!!
Мелькает в толпе худенькая фигурка в драной одежде, сверкают голые пятки. Кидается вдогонку за мальчишкой помощник торговца. А остальные лишь смотрят и занимаются своими делами.
— Воров развелось, что барханов в пустыне, — подает голос Али, — каждый день кого-то ловят и рубят руки на площади, а они все равно лезут.
— Им нечего есть… — отвечает Карим. — Шейх поднял налоги и запретил отсрочку по долгам. Люди нищают и голодают.
— Шесть лет назад город не голодал, — мрачен слуга, хмурится, смотрит по сторонам. Не нравятся ему взгляды прохожих, не нравится шум и толпа. Если кинутся все разом, сабли не помогут, а кони не вынесут…
— Он не голодал и четыре года назад, — спокойно возражает Карим, уже привычно пропуская любой намек на нерадивость шейха мимо ушей.
И старый соратник не спорит. Нечего возразить. Аль-Хрус не за один день изменился, за годы… И годы эти были сложными. Пожар в Набире, из-за которого в город потянулись беженцы. Старый правитель города погиб, а вместе с ним исчезла и поддержка. Молодому наследнику было не до дипломатии, он пытался возродить из руин наследие предков. Соседи на сгоревший кусок пирога даже не позарились…
Малик женился второй раз, сговорившись с правителем Аль-Алина. И в этот раз невесту ему привез Шариф… Старый друг нашел нового покровителя и даже не пожелал поговорить на свадьбе. А ведь аль-Назир пытался встретиться и поговорить. Думал о словах старого звездочета, снова и снова вспоминал роковой вечер и хотел поговорить с тем, кого знал с самого детства,
Вот и сегодня его пригласили во дворец. Наверняка ради того, чтобы снова отправить подальше. И аль-Назир уже обдумывал, как вежливо отказаться и показать племяннику, что больше не желает покидать дом. Может быть, находясь в городе, ему удастся, рано или поздно, достучаться до своевольного мальчишки. Или же собраться и вместе с семьей переехать куда-нибудь по примеру Шарифа?
Тяжелые мысли настолько заняли аттабея, что когда из толпы выскочил мальчишка в драной одежде, он даже не попытался отвести коня в сторону. Но вору словно того и надо было. Он легко скакнул в сторону, заставив благородное животное недовольно всхрапнуть и замотать головой, а затем подпрыгнул… Коротко сверкнула на солнце сталь. Вздрогнул всадник. Покачнулся.
— Покушение на аттабея! Взять его! — закричал верный Али, оказываясь рядом. Поддержал господина, не дал упасть на землю.
А мальчишка уже снова исчез в толпе. Рванули вдогонку воины. Зашумел рынок пуще прежнего. Заголосили люди. Расступилась толпа, пропуская всадников. А по белым одеждам расползлось кровавое пятно. И полетели по городу слова:
— Ранен Пустынный Лев!..
…После отъезда звездочета жизнь стала такой, как раньше. Каждый день похож на другой. Со своим порядком и привычками. Мне не хватало общества старика, который помогал скрасить дни в ожидании возвращения мужа. Последнюю неделю аттабей оставался в городе, но мы оба знали, что это ненадолго. К тому же тревога с каждым днем только нарастала. И когда в доме посреди дня раздались шум и крики, я поняла, что буря все-таки началась…
— Господин… Там… — Надира, как всегда, знавшая все, что происходит в доме, ворвалась в мою комнату и застыла на пороге. Испуганная, с огромными глазами и совершенно белым лицом.
— Что случилось?
— Там… там… — она замотала головой и закрыла лицо руками. — Я не могу…
У служанки не тот характер, чтобы бояться сказать мне что-то. Значит, в доме случилось нечто по истине ужасное. Ноги сами понесли меня к выходу с женской половины. Стоило распахнуть заветную дверь, и стал слышен громовой голос Али Лафида:
— Закройте все двери! У каждого входа пусть встанет охранник! Никого не выпускать! Впустить только лекаря!
— Что случилось?
Старый воин обернулся ко мне. И на руках его была кровь.
— Прости, госпожа… Я не справился.
Он покачал головой и отошел в сторону…
Крик застрял в горле. И я зажала рот ладонью, чтобы он не вырвался наружу. Нельзя голосить хозяйке, когда в доме беда. Иначе все пойдет прахом.
— Несите его в комнаты! За лекарем послали?!
Я посмотрела на Лафида, ожидая ответ.