Сказание о пустыне
Шрифт:
— Я рад, что она помогла тебе, друг мой, но меня огорчает, что сын твой пробрался в мой дом как вор и забрал то, что принадлежит мне, без спроса.
— Я глубоко опечален поступком моего сына и тем, что доставил тебе великое волнение, друг мой. Я понимаю, что произошедшему нет оправдания, и надеюсь лишь на твое милосердие. Чем я могу загладить его вину?
Гость помедлили с ответом, отдал должное угощению и заговорил лишь тогда, когда посчитал паузу достаточной.
— Шейх Аль-Хруса недоволен мной. Кто-то рассказал
— Мальчишка совсем потерял разум, — покачал головой кади. — Когда он жил с нами, я видел в нем изъяны, но даже предположить не мог, во что они превратятся.
— Ты был прав, многомудрый кади, а я ошибался…
Фазиль склонил голову, принимая слова друга и не спеша радоваться своей правоте.
— Теперь, — продолжил Карим, — я должен вернуться в Сердце Пустыни вместе с женой. Мои дети остались заложниками в нашем доме, и теперь люди шейха не спустят с нас глаз. Малик опасается убивать меня после прошлого покушения. Думает, что тогда город взбунтуется. Говорят, по улицам уже ходят разговоры о том, что без шейха жилось лучше…
Опасные разговоры. От них недолго перейти к действиям. И каждый правитель это понимает. Но что сделает, чтобы прекратить сплетни? Одни постараются задобрить народ, другие — запугать до смерти.
— Мне жаль, что я оказался прав, друг мой. Видит Великая Пустыня, в этот раз я желал бы ошибиться…
— У меня есть просьба к тебе, многомудрый кади, — медленно сказал аль-Назир, глядя на старого друга.
И тот понял, что беседа подошла к самому важному моменту.
— Проси, я сделаю все, что в моих силах и даже больше, друг мой.
— Если со мной что-то случится, я должен знать, что о моей жене и детях позаботятся. Что они не останутся во власти человека, которому нельзя доверять. Что у них будет кров и защита.
— Да будет так. Я отправлю с тобой в город Саида. Он лучше всех нас знает городскую жизнь. И, если что-то случится, он найдет способ сообщить мне. Народ пустыни позаботиться о твоих детях и жене.
Кивнул аттабей, но остался серьезен.
— Расскажи мне о своем сыне, почтенный аль-Гуннаши. Скажи, сколько ему лет? Каков его характер? Взял ли он себе жену?
— Сын мой молод, друг мой, а от того чересчур порывист. Ему не хватает мудрости и степенности. Но сердце его доброе и преданное. Он верен народу пустыни. А если совершает глупости, то только от того, что не видит иного пути. Пустыня выбрала его своим доверенным лицом, а значит, со временем он займет мое место. И, надеюсь, когда придет мой час, я смогу со спокойным сердцем закрыть глаза.
— Я рад слышать такие слова, друг мой. И надеюсь, если случится горе, твой сын примет заботы о моей семье…
Тишина воцарилась в шатре.
— Да будет так, друг мой. Да будет так…
И лишь теперь разгладилось лицо аттабея. Успокоилось его сердце. Улеглась тревога. Теперь можно возвращаться в Аль-Хрус…
…Мы покидали стоянку народа пустыни ранним утром. Карим не желал задерживаться дольше необходимого и спешил вернуться. Я радовалась, что все закончилось благополучно. Не было крови, скандалов и ссор. Муж выслушал мой рассказ, задал много вопросов, а затем долго говорил с кади. Он вернулся в нашу палатку лишь под утро. И теперь отряд собирался в дорогу, и вместе с нами складывали палатки кочевники.
— Нам тяжело долго оставаться на одном месте, — сказал Саид, неожиданно оказываясь рядом. — Жизнь детей пустыни в движении. А без него мы начинаем болеть…
Я уже знала, что посланник кади поедет с нами. Карим не говорил для чего, но дома наверняка расскажет. Пока воины седлали коней, ко мне подошел кади.
— Я уже отдал долг твоему мужу, женщина, — тихо заговорил он, остановившись рядом и наблюдая за мужчинами, — но не тебе. Ты не только исцелила мои ноги, но и душу. Уняла тоску по сыну. И я благодарен. И хотел бы сделать тебе подарок.
Старик в упор взглянул на меня. И сейчас он не выглядел слабым или беспомощным. Нет. Он был силен, мудр и его пронзительный взгляд, казалось, видел даже мои мысли. Порой так смотрел Звездочет.
— Небеса, которым вы так молитесь, далеки и равнодушны, — заговорил Фазиль аль-Гуннаши, — а пустыня — вот она. Близко. И она приняла тебя. Как принимает своих детей. Пусть ты не родилась в палатке и не росла среди песков, пустыня слышит тебя. И, если когда-нибудь тебе потребуется помощь, проси пустыню. Она ответит. И поможет.
Я медленно кивнула, вдруг осознав всю важность сказанного. И серьезность.
— Спасибо, многомудрый кади. Я не забуду твои слова.
— Пусть пески будут милостивы к вам, а пустыня благосклонна…
…Говорят, однажды молодой кади попал в бурю. Он один отправился в пустыню и оказался в самом сердце налетевшего вихря. И тогда на помощь кади пришел Пустынный Лев. Вместе они пережили бурю. А когда все закончилось, стали друзьями. И не было в пустыне ничего крепче той дружбы. И когда кади потребовалась помощь, Лев позволил ему взять свой Цветок, чтобы тот мог исцелиться. А кади взамен обещал заботиться о священном даре даже ценой собственной жизни…