Сказание об Агапито Роблесе
Шрифт:
– А вот и наш доктор Хенаро Ледесма идет!
Глава двадцать девятая
о том, как пришлось потрудиться Исааку Карвахалю накануне великой битвы, ибо и в Янакоче нашлись трусы
Отставной сержант Атала, кум судьи Монтенегро, явился в селение Вилкабамба с тремя бочонками водки и уговорил членов общины. Решили они поладить с судьей; Атала пообещал им от его имени участок, на который претендовала и Янакоча. Водка свое дело сделала – надумали
– Придется отложить выступление. Не под силу нам бороться одновременно и с полицией, и с Вилкабамбой, – сказал Теодосио Рекис.
– Что надо от нас жителям Вилкабамбы?
– Не сможем мы воевать на два фронта. Отложить надо выступление, – настаивал Рекис.
– Сколько лет ждали, так трудно было уговорить людей. Если сейчас их остановить, больше уж никогда не поднимутся, – сказал Исаак Карвахаль. В этот день он надел свою старую сержантскую гимнастерку.
– Это верно, и говорить нечего. Выступать надо, – сказал Ригоберто Басилио.
– Триста всадников уже выступили из Вилкабамбы, – сообщил Сиприано Гуадалупе.
– Скоро ли Агапито появится?
– Он уже в пути.
– Я за то, чтобы начать переговоры с жителями Вилкабамбы, – заявил Рекис.
– Тяжкая ответственность ляжет на нас, – сказал учитель Сото.
– Рабство еще тяжелее, – гневно отвечал Басилио.
– Отложим выступление на восемь дней, а за это время договоримся, – предложил де ла Бега.
Исаак Карвахаль сидел, понурив голову. Он предчувствовал худое. Наконец поднялся.
– Я за то, чтобы начать выступление и одновременно переговоры. Выберем комиссию для переговоров с Вилкабамбой. А все прочее пусть идет как намечено.
Никогда еще не бывало такого вечера летом. Потом они поняли – так и следовало, ибо серый этот вечер был предвестником роковой ночи. Площадь наполнилась людьми.
– Вилкабамба приближается, хочет напасть на нас. Почему мы должны рисковать своей жизнью ради арендаторов «Уараутамбо?» – кричали они.
– Правильно!
– Зачем нам это надо?
– Вот увидите – арендаторы из поместья продадут нас. Не выступят, а мы ни за что ни про что пропадем либо в тюрьму сядем.
– Что мы выиграем в этой войне? Отвечай, мошенник! – крикнула Теодора Кондор прямо в лицо главе общины Карвахалю.
– Свободу, донья Теодора.
– Свободой сыт не будешь. А родственников в «Уараутамбо» у меня нет.
– У меня тоже нет родных в поместье. Пока «Уараутамбо» цветет да кровь пьет, добра не будет.
Максимилиана Марин подскочила к Исааку Карвахалю.
– Бессовестный! Ты зачем мужа моего с толку сбиваешь? Заставляешь идти, а он ведь не хочет! Завтра прольется кровь. Умрешь ты – одним негодяем станет меньше на свете, а вот кто ответит за гибель моего мужа?
– Поймите же, донья Максимилиана…
–
Женщины продолжали бранить Карвахаля.
– Мой муж болен, – робко вступилась жена Сиприано Гуадалупе. – Он не может идти. Прости его, не сердись.
– Пусть он сам скажет, – резко прервал ее Карвахаль.
– Кто будет меня содержать? Ты? Кто будет меня кормить? Ты? Кто будет мне детей делать? Ты? – вопила Максимилиана Марин.
И вот, освещенная последними лучами заходящего солнца, появилась на площади худая женщина – вдова дона Раймундо Эрреры, Мардония. Много месяцев не снимала она траура. Но сегодня нарядилась: юбка цвета красной смородины, украшенная серебряными сердцами, серая шаль, затканная желтыми, зелеными, оранжевыми цветами. Посверкивали большие серебряные серьги. Мардония приблизилась.
– Послушай, сестра.
При виде величественной вдовы Максимилиана притихла.
– Откуда ты знаешь, сестра, что мужу твоему суждено умереть? Разве мы можем предсказывать будущее?
– Нет.
– Я не знаю будущего, но познала прошедшее – мужа моего нет больше. Он обмерял земли. На том самом месте стою я сейчас, где стоял когда-то мой муж и глядел на трусливых жителей селения Янакоча.
Максимилиана Марин не посмела ответить.
– Если муж твой умрет, он умрет как боец. Зачем оскорбляешь ты главу общины? Не браниться тебе следует, а помочь ему. Кто у вас глава семьи? Ты или твой муж?
Женщины приумолкли. Исаак Карвахаль отправился в Комитет. По пути он встретил жену Октавино Куэнки.
– Мой муж упал с лошади. Он не сможет прийти.
Проходя мимо дома дона Раймундо Эрреры, Карвахаль замедлил шаг. Как поступил бы старый Эррера? Потом он поглядел на дом Совы, дом стоял на углу, открытый ветрам из ущелья. Со стороны улицы Эстрелья он был одноэтажный, с другой стороны, по спуску – двухэтажный, со скотным двором внизу. Крыша покрыта посеревшей соломой, стены почти развалились, и только балкон висел на тонких стропилах, отчаянный и бесстрашный, как бывший хозяин этого дома Эктор Чакон. Но думы о Сове' тотчас же рассеялись. Навстречу Карвахалю шел бывший член Совета общины Маладино Руэда.
– Стой! Ну-ка, ответь! – закричал он. – Кто ты такой есть? Зачем народ баламутишь? Что ты о себе вообразил? Я был членом Совета – не сумел землю вернуть, а ты сумеешь?
– Не оскорбляйте публично главу общины, дон Маладино. Я могу ведь и приказать арестовать вас.
– Арестовать? Меня? Маладино Руэду? Ты? Да ты знаешь, кто я такой? Меня все знают! Ну, говори, кто я?
Исаак сжал кулаки, вонзил ногти в ладони.
– Ты человек, который потерял копии нашей Грамоты.