Сказания о недосказанном. Том III

Голобоков Николай

А третья была его, Димки сестра. Десятиклассница. Тоже попала в красавицы. Ему, младшему братику, было смешно, как это просто, его сестра и вдруг красавица. Правда говорят, что хорошее видится на расстоянии… Может и правда…

Потом они все и папа, трудно полезли на крышу. И ели самые спелые ягодки.

Ну, конечно, москвичи на лестнице. Это нужно было видеть. Они приготовились загорать…

А тут, Крым. Солнышко. Долой драпировки и модную, дорогую одежду. Купальники, или отсутствие, таковых, мы не поняли, что было или ничего этого не было. Они одеты были в красоту…

… Глаза дымились, как от электросварки в первый день практики, на

заводе, когда он учился в ремесленном училище, здесь, в Крыму, потом болели глаза… Целую неделю……

На балконах москвичи умудряются даже дома загорать, а тут, грех прятать такое сокровище – Красоту.

Прилунились на крыше, почти плоской, с малым наклоном шифера. Дима демонстрировал свою ловкость и внимание. Срывал, самые, самые спелые и угощал Дашу. И, вот, – Пер Гюнт,– и, она – Жалоба Ингрид, – он Дима, говорил, говорил, что зря папа его считает маленьким, таким маленьким, и добавил, что он, и сейчас, сегодня, находил крупные ягоды и несёт ему, маленькому сыночку… Помолчал, спросил у неё, Даши.

– Правда, я уже большой?

Она провела своей ладошкой по его голове, по самой макушке, посмотрела внимательно, и ему показалось это, таак, таинственно…

Потом.

А потом рассказала о своей будущей специальности – журналистки, сейчас она студентка М.Г.У.

… Все верхолазы – верхоглазы на твёрдой земле, внизу, на ветках тоже ягодки – черешенки хороши, такие, ну такие красивые и сочные, как эти губки красавиц.

Но Диме это было всё таинственно. Он стал рядом с девочками, обвёл их меедленным взглядом, с ног до головы, обошёл вокруг этих живых памятников красоты. Остановился около Даши. Голова его была как раз около её красивых коленей. Глаза смотрели почти на её коленные чашечки, не тронутые крымским солнышком… Потом, поднял свои и пытался посмотреть поближе в её сияющие глаза.

… Высоковаато…

И, сказал…

– Я только сейчас понял, какой же я маленький.

– А жаль.

Мелодии дятла

Стакатто дятла

– Ты знаешь, Эдик, всякие трели, песенки, щебет, уханья слушал и слышал. А туут, какого красавчика. Сам удивился.

Слышу, стучит.

– Тук тук. Потом опять тук тук, тук тук, и снова беспрерывно туктуктук.

– И всё бы ничего, но звук не тот, понятно, что это песня дятла, его трудный хлеб – долбить дерево, добывая пропитание.

– Всегда радостно слушать и видеть его парадный красный костюм, всегда жалеть его, что отпел свою последнюю песню. А точнее, не до окончания, своей песни.

Его песни, дроби барабанной, и потом, когда он громко, отрывисто щебечет, как будто ругается, вижу, улетел – значит ещё будет петь, щёлкать и барабанить.

Подхожу ближе, ближе, но звук странный какой-то, звонкий, а по ритму слышу, он, красавец.

… Он. Не мог я ошибиться, говорили же мне, ещё в студенческие годы, что слух абсолютный.

– Ещё ближе, ещё. Ааа. Вот ты где, красавчик. Вижу парадный его наряд алый.

– И снова барабанный перестук, нет, скорее перезвон. Потом тишина. И опять его песня – дробь, звенит. Подхожу ближе, ближе, не боится, – не улетает.

Да и высоко, он меня не видит, похоже, и не желает…Он занят. Музицирует. Но странно, на обычном телеграфном столбе. Ну ладно. Я видел, как они долбают телеграфные столбы, деревянные в городе такое бывает, а тут обычный, бетонный, но, правда круглый, Может у него, как и у людей бывает старческий маразм, или дальтонизм, только от сотрясения. Так они обычно

от сотрясения и погибают. Падают замертво сразу под это дерево, где добывал себе пропитание. А тут, перепутать бетон с деревом. Но вот после очередной музыкальной паузы он снова забарабанил, защебетал и зазвенел. Так сразу в два коленца.

Смотрю ещё ближе…Он, красавчик, сидит на столбе, но играет не на деревянном ксилофоне, а на металлофоне. Вот потому то и звук, пел с подголосками, как в хорошем храме – орган. А он – музыкант, без школы и консерватории, играл не на привычном инструменте – дереве. Потом мой солист, почти первая скрипка в оркестре, посидел, повертел головкой влево, вправо и, снова тишина. Как будто слушает. Может он, оригинал, подругу себе песней завлекает. Есть же такие птахи, сидят рядышком, на большой длинной ветке, и по очереди выдают свои серенады. А она, будущая, выбирает. Это вам не козлы, которые рогами лоб в лоб, потом и сил не остаётся после такого, соревнования, конкурса на почётное – право господина, – обновления семейства.

И так повторялось несколько раз. Но интервалы и мелодии ритмично повторялись, как будто кто- то дирижировал.

– Эдик, что это? Сотрясение, контузия, или что другое?

– А ты сам как думаешь? Вот ты заметил, но не до конца досмотрел и не дослушал. Ну, подумай, зачем он голову наклонял и паузы эти?

– Знаешь, мне кажется, он, что- то изучал или анализировал. Они, конечно не люди, но всё – таки.

– Ты прав вообще и в частности. Я за этим дятлом наблюдаю уже второй год. Весной он всегда занимается экспериментами. Думаю и у них есть – В.П.Ш. Ну как у нас, в Орле – Высшая Партийная Школа- повышение певческой квалификации. А может весенняя настройка инструмента. Но как бы там не было весной, обычно весной, в лесу они выбирают обломанные сучки на хвойных деревьях, ты знаешь почему. Резал ты из них ковшики на пленере, они так пропитываются смолой, что становятся полупрозрачными, но главное звук какой! Да ты сам мне говорил на пленере, когда были, помнишь? Так вот и дятлы, весной ищут, как ты говоришь, свой ксилофон, не металлофон, – деревянный инструмент. А, этот оригинал, ищет свою песню, на своём -оригинальном выдаёт. А в городе, где такие сучки смолистые? Вот он и выбрал себе камертон. И сам радуется, ты заметил, услышал, как он радуется этой импровизации, на этом железном козырьке, над лампочкой, паркового фонаря.

Я – то в Крыму замечал, что дятел долбал – играл, сначала на телеграфном столбе, потом на грецком орехе, затем на тополь садился, снова на телеграфный столб, не знал, не ведал, что он музицирует, у них тоже, не только от добычи хлеба насущного голова болит. Видишь, какое дело.

– А помнишь, в лесу ты хлеб сушил на ветках клевали – долбили, только сухой.

– Да. Пташки наши не просто куют, поют, едят, щебечут.

– У них тоже есть гимн, частушки, и, видимо есть озорные.

– Наверное, есть. Это не простые песенки.

И это не просто песни.

Это Песни Радости.

Это Песни Весны.

Это мелодии любви.

2008 год.14 марта. День рождения Эдика.

Эрудиты

Закон тяготения

Два соседа жили в пригороде. Их огороды были так хорошо устроены, что по субботам они могли осуждать последние известия, программу время.

Не забывали косточки промыть и президентам, не всматриваясь в цвет кожи и страну, которую, как им думалось, они сами правили.