Скажи, что любишь
Шрифт:
— Идем. Я тебя отвезу.
— Не надо. Я сама.
— Идем.
На этом наш спор заканчивается.
Оказаться с ним в одной машине – это совсем не то, что нужно в данной ситуации, но я не могу отказать себе напоследок в таком мучении. Пусть еще немножко поштормит, поболит, а потом начну отвыкать.
Его седан в самом конце парковки, и чтобы добраться до него, приходится преодолеть сотню шагов бок о бок. Очень странно идти рядом с человеком, который еще утром был твоим мужем, а сейчас уже нет. Мне вообще сегодня все странно, я будто смотрю через мутный калейдоскоп
Кир садится на водительское, я рядом и тут же отворачиваюсь, чтобы не пялится на него. Лучше уж смотреть на город за окном – ни черта не понятно, не особо интересно, но зато безопасно. Хотя это иллюзия.
В том, что совершила ошибку, я убеждаюсь, спустя пару минут, когда ловлю себя на том, что задерживаю дыхание. В салоне пахнет ИМ, здесь везде только он.
Я все-таки сдаюсь и разворачиваюсь боком, чтобы тайком подсматривать за бывшим мужем.
Одной рукой Кирилл держит руль, второй опирается на дверцу и пальцами задумчиво водит по губам. Он выглядит спокойным, и глядя на него ни за что не догадаешься, что полчаса назад у человека состоялся развод. Молодец. Мне до такого самообладания и степени пофигизма еще расти и расти.
Точеный профиль притягивает взгляд, и я, наплевав на все, смотрю. Жадно, впитывая знакомые детали, чтобы отложить их в отдельную ячейку памяти. Заодно учусь отпускать.
В машине тихо. Смолин не стал включать музыку, а говорить нам не о чем – кроме развода общих тем нет. Это даже смешно. Хмыкнув, качаю головой и отворачиваюсь, тут же чувствуя на себе пристальный взгляд.
— Ты как?
Жму плечами:
— Немного потряхивает, но в целом неплохо.
Такой ответ Кирилла удовлетворяет, потому что больше вопросов он не задает. Зато берет телефон, открывает мессенджер что-то кому-то пишет. Я снова кошусь на него и вижу, как на губах появляется едва заметная усмешка. Спустя миг, когда она становится шире, я испытываю дикое желание узнать, с кем у него переписка, чьи слова его так развеселили. И снова ревность. Куда же без этой вездесущей суки? Она проходится по венам и острым шипом бьет под сердце.
Вдох. Выдох.
Все. Тихо.
Меня это больше не касается.
Да и не касалось никогда.
Я опять отворачиваюсь к окну и оставшуюся часть пути, сижу, как неподвижная статуя. Скорее бы все это закончилось.
Когда Кир притормаживает возле дома, его мобильник начинает гудеть, оповещая о вызове:
— Папаня твой, — Смолин недовольно цыкает, — иди. Я скоро подойду.
Между ними много деловых связей и есть темы для разговоров. Поэтому я послушно выбираюсь наружу и с ровной прямой спиной иду через. Надо играть роль королевы, и на это уходят все силы.
Через забор меня окликает пожилая соседка:
— Светлана, здравствуйте!
— Здравствуйте, Ольга Викторовна. Как ваше ничего? — улыбаюсь, пряча за каменным забором свою боль.
— Хорошо. А как вы? Давно вас не видно было. Отдыхали?
— Отдыхала, — смиренно соглашаюсь, не желая вводить ее в курс дела. Сама потом узнает, что я здесь больше не живу.
Машу ей рукой и
Однако в дому все так же, как и до моего отъезда. Никаких побочных трусов и чужих задниц. Только находиться здесь все равно больно, поэтому, не теряя время, я иду в гардеробную и начинаю собирать барахло.
За этим занятием меня и застает Смолин. Он останавливается в дверях, заправив руки в карманы, подпирает плечом косяк и наблюдает за мной.
— Как там папуля?
— Передает тебе пламенный привет.
Представляю…
— Тебе помочь?
— Не надо. Справлюсь сама.
— Тогда я пока в кабинете, — Кирилл уходит, а я закрываю глаза и пытаюсь перевести дыхание.
Просто восхитительный в своей жестокости аттракцион.
Мне требуется чуть меньше часа, чтобы сложить все свои вещи. Самое необходимое я беру в сумку с собой, остальное привезет такси.
— Кир! Я все!
Пока я обуваюсь, он появляется рядом.
— Я все собрала. Посигналь, когда тебе будет удобно я пришлю такси за остальным барахлом.
— Без проблем.
— Вот ключи, — звякаю тяжелой связкой.
— Хорошо.
Надо уходить. Все кончено, и я уже тянусь к дверной ручке, но останавливаюсь. Мне очень хочется задать ему один вопрос:
— Кир, — поворачиваюсь к нему, смотрю в ясные глаза, цвета весеннего льда, — скажи, у нас могло сложиться иначе? Был шанс?
Смолин не любит врать, поэтому, как всегда, рубит, не замечая, что делает больно:
— Ни единого. Ты всегда была для меня навязанной обузой.
— Я так и подумала, — со сдавленной улыбкой, заправляю прядь волос за ухо, — ну я пошла?
— Удачи тебе, Свет.
— И тебе.
Вот теперь точно все.
Глава 4
Привыкнуть к тому, что я теперь одна, оказалось непросто.
Пару раз по ошибке я ехала не в ту сторону, забыв, что мой дом теперь в другом месте. Пугалась, когда трогала указательный палец и не находила кольца. Сначала неизменно захлестывала паника, оттого что потеряла, потом вспоминала, что сама сдала его в ювелирный, и становилось грустно.
Но особенно меня удивило, что теперь если со мной пытался кто-нибудь познакомиться, можно было обойтись без пафосного «я замужем».
Я не замужем! И если человек понравился, и хочется с ним общаться, то можно запросто это делать без оглядки на чье-то мнение.
Очень странно. Я когда впервые это осознала, долго сидела и смотрела в одну точку, пытаясь понять как так-то?
Потом поняла. Это и есть смысл слова «свободна».
Я свободна. Могу делать что угодно, с кем угодно, когда угодно.
Вроде здорово, а вроде мороз по коже.
Наверное, я бы долго во всем этом ковырялась, закапывая себя все глубже и глубже, ходила бы бледной тенью до самых родов и шарахалась от каждого, кто попадался на пути и проявлял хоть какие-то знаки внимания.