Скажи, что простишь
Шрифт:
— Охрененная, — голос хриплый, надрывный.
У меня от него дыбом волосы на затылке шевелятся, а еще соски топорщатся, как горошины, полностью выдавая свою хозяйку.
— Голодная, — горячие ладони сжимают грудь, и она тут же наливается еще сильнее, — Мирон твой тебя вообще нормально не трахает, да?
— Отвали от меня, маньяк озабоченный! — мне наконец удается расправиться со свитером. Комкаю его и швыряю Малову прямо в морду, — не лапай меня!
Он игнорирует мои вопли, буквально пожирая взглядом. Мороз
Боже, на меня так уже давно не смотрел. Да вообще никто кроме Егора так не смотрит никогда. Ни у одного мужика я больше таких блядских глаз не видела, чтобы смотрел, как лапал. Чтобы чувствовался, как прикосновение.
Надо одеться. Срочно надо одеться! Зачем я бросила в него свитер?
— Отдай! — протягиваю руку.
Малов бросает несчастную тряпку в сторону:
— Хочу тебя пиздец как.
— А я тебя нет! — выплевываю ему в лицо и пячусь, потому что наступает, — вообще ни капли. Ты мне противен! Что ты, блин, делаешь?
У меня аж под копчик екает, когда Малов стягивает через голову бежевую водолазку.
— На что похоже, — берется за ремень.
— Егор, не смей!
— А ты попробуй останови! У меня уже кишки плавятся от желания потрахаться.
— Так вали и трахайся. Никто не держит.
— Не, Ленок, я с тобой трахаться хочу. И пока не нажрусь до потери пульса, никуда отсюда не уйду.
Это, по сути, угроза. Обещание жестокого принуждения и надругательства над личностью, только почему-то вместо страха и негодования все сильнее предвкушение разгорается. А в голове пульсирует гаденькая, малодушная мыслишка.
Последний разок. Никто же не узнает. Да и не должна я ничего и никому. Просто побаловать себя, хорошим трахом
Одергиваю себя и с гордым видом пытаюсь свалить из комнаты:
— Если не уйдешь, я вызову полицию.
— Угу, — тут же раздается над самым ухом.
Дергаюсь, но обернуться не успеваю. Он прижимает к себе, к своей каменной горячей груди. Губы впиваются в шею, в то самое место от которого мурашки по всему телу. Одна рука удерживает поперек талии, вторая бесцеремонно спускается в мои штаны.
— Егор!
Этот гад даже не пытается сделать вид, что слушает меня. Ныряет пальцами под резинку трусов. Я хватаю его за запястье, пытаясь остановить, но куда там. Пальцы уже накрывают горячие складки
— Мокрющая, — восхищенно, а у меня от стыда начинают полыхать кончики ушей.
Да как так-то! Ничего не сделал, гадостей наговорил, а у меня уже полыхает. Я понять не могу, как это работает, почему ухаживания и прелюдия от того же Мирона и десятую часть возбуждения не давали, а с бывшим мужем, чуть ли не по ляжкам течет.
Пытаюсь вырваться, но объятия становятся жестче. Одно рукой перехватывает за шею, перекрывая и без того хреновый приток кислорода, в второй глубже ныряет в трусы.
Я
— Кошка озабоченная. Течешь ведь.
— Это не то, что ты думаешь
Самый тупой отмаз, но на большее меня не хватает. Сжимаю бедра, пытаясь остановить полномасштабное вторжение, но лишь усугубляю ситуацию. Чувствительность возрастает во сто крат, и с губ срывается пошлый всхлип.
Это позор. Провал. Крах. Называй, как угодно, сути не меняет.
Последнее, о чем я мечтала, чтобы бывший муж узнал о том, что теку от него как сучка. Несмотря ни на что, дурацкое тело, напичканное дикими инстинктами, в очередной раз выбирает этого самца. И срать ему на доводы разума, на то, что было больно и будет больно. На все срать.
Моя внутренняя нимфоманка тащится от этого блядуна, кайфует от запаха, голоса, прикосновений.
— С ума схожу, — горячо дышит мне в шею.
Я еще пытаюсь что-то возражать, что-то мычу невнятно, в тщетных попытках высечь в своих мозгах искру здравого смысла. Только без толку все.
Малов подталкивает меня к стене, вынуждая упереться ладонями, одним движением умудряется спустить до колен не только мои леггинсы, но и белье. Тут же прижимаясь жесткой эрекцией.
— Егор! — я только и могу повторять его имя с разными интонациями. В этот раз возмущение тонет в плаксивых нотах.
— Не проси остановиться, — хрипит, — у меня сейчас яйца лопнут, если в тебе не окажусь.
Жмурюсь, когда слышу, как дергает молнию на джинсах, матерю себя за слабость, но, когда ко входу, раздвигая мокрые складки, прижимается горячая головка, не могу сдержать дрожь.
— Хочешь? — усмехается чудовище, едва заметно толкаясь вперед. Погружается чуть-чуть и замирает.
— Ни капли, — выпаливаю, едва сдерживаясь, чтобы не прогнуться навстречу, — это злостное принуждение.
— Да ладно, — рукой накрывает промежность и пальцами находит пульсирующий клитор, — а я и не знал.
Сжимает его, рождая новую волну мурашек. Издевается, доводя до дрожи.
— Ненавижу, — шепчу, прикрыв глаза.
Просто до дрожи ненавижу, но если он сейчас остановится, то я его просто убью!
***
— Взаимно, Ленок, — прижимает меня к стене, — все нервы мне вытрахала.
— Я?
— А кто еще? — с этими словами толкается вперед, и кроме позорного протяжного «ааххх», я больше ничего не могу сказать.
В теле кипит расплавленная лава, а там, где наши тела соприкасаются – просто полыхает. Ощущения нереальные. Обжигающе тесно, остро.
— Бесишь, — наматывает волосы на кулак, — а как вижу, так яйца от желания начинают звенеть.
— Что-то не слышу звона, — наплевав на все, подаюсь ему навстречу. Голодная, злая, жадная, раздраконенная до такого состояния, что вот-вот взорвусь, — колокола, видать, не уродились.