Скажи это Богу
Шрифт:
– Ничего, кроме банального курортного романчика, там не начинается!
– кипел дяденька.
– И будь в те времена попроще с разводами и общественным мнением, то всю их новоявленную любовь в кратчайшие сроки можно было бы считать новопреставленной. Вот так-то!
– Вы уверены?
– серьезно спросила я.
– Конечно. А вы сами, сами-то - что вы знаете о любви на курорте, о любви в семье, о вздохах на скамейке? Что в ней вообще осталось, кроме обычного везде и всегда сопротивления окружающей среды? Вы знаете хоть один сюжет,
– И он опять посмотрел мне в лицо, очень грозно.
– На курортах я пока не любила, в семье - было дело, даже несколько раз. На скамейке - не помню. Ах да, была и скамейка, - честно перечисляла я, не зная, чем успокоить несчастного сценариста, вдруг дошедшего до чудовищного открытия, что бывают гениальные произведения без правил.
– Мы с вами и сейчас - на скамейке, - сказал он и неожиданно улыбнулся.
– И никакого вдруг, - согласилась я.
– Опять вы меня не поняли. Да я старая развалина, а вы молодая и красивая, и между нами не может быть никакого вдруг, потому что вас явно интересует секс, а мне он не очень нравится как пустая трата времени и сил. Вот и вся любовь!
– хихикнул он.
– Вот это да!
– Я была потрясена. Он, оказывается, не только воду в пруду взорами кипятил, он, оказывается, успел рассмотреть меня и даже сделать верные выводы.
– Съели?
– опять хихикнул он.
– Вы небось из Храма топаете?
– Вот это да!
– повторила я.
– Небось. Топаю. Как вы догадались?
– Вот уж бином Ньютона... Явно брючная дама, но сегодня под пальто надета юбка, в сумке головной платочек: правила соблюдаете. Глаза как заплаканные. О! Я знаю, зачем вы туда ходили.
– И дяденька поднял руку.
– Очень обяжете, если скажете - зачем, - попросила я.
– Очередную головную боль себе выпрашивали. Уверен. Вы решили, что мужики все кончились, и пошли просить Всевышнего подбросить вам что-нибудь из неприкосновенного запаса, - торжественно объявил он.
– Да-а...
– вздохнула я.
– Вот как я, оказывается, выгляжу сегодня...
– И не скажите, что я ошибся.
– А я не знаю. Может, вы и правы. Начитались тут Чехова с секундомером. От таких литературно-математических занятий чего только не сделается с человеком.
– Я поправила юбку, застегнула сумку и встала.
– Спасибо, голубчик. От всей души желаю вашему сценарию вдруг появиться на свет.
– Берегите голову, - ответил он и привстал, прощаясь.
Необыкновенный контракт,
или Шаманское шампанское
Хрусталь хитренько звякнул. Собеседники медленно выпили шампанское.
– Очень хорошее, - сказала дама.
– Шаманское!..
– Вы любите каламбуры?
– спросил мужчина, поддевая устрицу.
– Нет-нет, не люблю. Любить каламбуры - удел физиков-теоретиков... Отставных полковников. Альпинистов с гитарами... Могут безболезненно острить сколько захотят, - ответила дама, разбирая королевскую креветку.
В
– А я врач, - сказал мужчина, - но тоже не люблю каламбуров.
– Это меня очень обнадеживает: значит, договоримся. Давайте сегодня питаться только рыбами и продуктами моря, ладно?
– Прекрасная мысль, - согласился мужчина.
– Позвольте представиться полно: профессор, доктор, директор собственной клиники, обеспечен, женат, дети, машина, дача, квартира, книги, переводы, международные симпозиумы - словом, Василий Моисеевич Неведров.
– Я знаю. Очень приятно. Алина N, литературный ра?ботник.
– Я тоже знаю. Чудесно. Псевдоним?
– Конечно.
– Да-да, и благозвучный, - подтвердил Василий Мои?сеевич.
– Чуть отдает Востоком, но в меру.
– Вот именно. В меру. На самом деле ничего особенно восточного ни во мне, ни в моем псевдониме нет. Там... а... впрочем, об этом позже. Вы не удивлены моим приглашением?
– Помилуйте, я же врач. Мы не удивляемся, особенно в моем возрасте.
– И я могу начать? "Буря протеста, переходящая в овации, данные нам в ощущениях..."
– Как угодно. Но ваши креветки остынут. Их лучше есть молча. Физический мир - это энергия, реагирующая на наши мысли.
– Вы правы, я неуместно спешу. Приятного аппетита.
– Да-да, приятного аппетита, - отозвался профессор и сосредоточился на своих устрицах.
Официант убрал первые тарелки. Дама сполоснула пальчики в стальной лоханочке с лимоном и сказала:
– Так вот, доктор: я - боюсь. Ведь этот недуг как раз по вашей части?
– В частности, и этот. Только вот ваш цветущий вид не выдает никакой болезненности или испуга.
– Доктор, я совершенно здорова и ничем не напугана. И никем. Дело в другом: я боюсь. Мне надо - по контракту - написать книгу. Издательство ждет, переводчики ждут. Я, понимаете ли, известна как сочинитель любовной прозы. Этот товар никогда не выходил и не выйдет из употребления. Но я боюсь...
– ...неужели чистого белого листа?
– подхватил доктор с усмешкой. Он прекрасно знал, что почти все писатели прозы давно пересели на компьютер. Привилегию писать рукой, на настоящей бумаге, при свечах, пером и чернилами смогли сохранить за собой только поэты, и то не все.
– Представьте, да. Чистого и белого. Понимаю вашу иронию. Интересно, когда будет суп?
– Дама повернулась в сторону зеркального коридора, откуда должен был появиться тихий официант.
– У нас очень большой и сложный суп. Один на двоих. В нем плавают самые разные крокодилы. Так что готовьте место.
– Странно, вы тоже называете морскую продукцию крокодилами. Как и я.
– Это странно?
– переспросил доктор с легчайшей укоризной.
– Ах, простите. Вы же профессор. Так что же вы мне посоветуете?