Скажи это Богу

Черникова Елена Вячеславовна

– Мне кажется, это мужской вопрос...
– Профессор задумался и полуукрадкой взглянул на ближайшее уличное существо, которое, в свою очередь, рассматривало их открытым взглядом - в упор, но без вызова.

Казалось, что дама просто интересуется говорящей движимостью. Ни грана личного интереса не было в ее прямом взгляде.

– В каком смысле - мужской вопрос?
– не поняла Алина.

– В том смысле, что только мужчину, да и то из начинающих, может интересовать мотивация проститутки к труду.

– А, понятно, - лукаво

сказала Алина.
– Вы делае?те мне профессиональный комплимент! Я, мол, не писательница. Я, деликатно подчеркиваете вы, писатель. Но меня интересует вовсе не мотивация...

– Подождите секунду, - перебил ее профессор.
– Обратите внимание во-он на ту.

Алина как могла незаинтересованно скользнула взором по очень колоритной бабушке, кутавшейся в пушистый серебристый палантин - в июне-то.

– По-моему, она помнит еще римских легионеров, - прошептала Алина.

– Наверняка, - согласился профессор.
– И что, вы думаете, она веками тут каждого расшифровывает?

Бабушка, судя по всему, не зря провела время на своей работе: она мгновенно уловила, что прохожие говорят именно о ней, хотя Алина с профессором, укрывая свое любопытство, углубленно изучали серебряные побрякушки в витрине подвернувшейся лавочки.

Бабушка, не шелохнувшись, незримо направила им очень внятный гостеприимный флюид. Буквально: как по почте, с аккуратно выведенным адресом. И позаботилась о весе корреспонденции - до миллиграмма. Не тяжело - и доходчиво.

– Вот это класс!
– восхитилась Алина, когда бабушка осталась в прошлом.

– Да...
– протянул профессор.
– Такое абсолютное внимание к человеку, такой дар абсолютного общения - в лотерею не выиграешь. Это можно только заработать тяжелым каторжным трудом.

– Или получить в подарок.

– Неужели и это - от Бога?
– рассмеялся профессор.

– А от кого же?
– пожала плечами Алина.
– Как я слышала, тот, другой, подарков не делает.

– Не знаю, дорогая. Я вообще все меньше и меньше знаю. Говорят, что не делает.

Взобравшись на вершину холма, путники устроились в ресторанчике "Монмартр" и заказали две порции лукового супа.

– Мне кажется, вам здесь нравится. В Париже вы как-то смягчились, подобрели, - заметил профессор, разглядывая довольную физиономию спутницы.

– Конечно. Ведь в Париже я не бывала с ним...

– Неужели?
– воскликнул профессор.
– Как же я ошибся? Как - не бывали? Не может быть.

– Может. Он возил меня в основном туда, где не бывал ранее сам. Зачем ему два раза смотреть одну и ту же Эйфелеву башню? Он еще до меня управился с Парижем. Поэтому здесь я прогуливалась сама. Хочу - направо, хочу - налево. Это был мой первый свободный город.

– Ага. Отлично. Значит, по истязательской части у нас наконец перерыв. Может быть, вы, пользуясь редким случаем, расскажете мне что-нибудь интересное? Помимо репортажей из пятизвездочных пыточных камер...

–

А что бы вы хотели послушать? Я чудовищно болт?лива, если заведусь. Я даже на радио работала. Очень долго и со всей душой, и даже голос ни разу не сорвала. Вот как любила поболтать!

Профессор заскучал и посмотрел в окно. Монмартрские художники картинно стояли у своих мольбертов на площади и так же вежливо, как давешняя бабушка с палантином, пропускали прохожих сквозь свои измученные мельтешением мира хрусталики.

– Сколько зрелищ... Каждый день. Да?
– Алина тоже посмотрела на художников.

– Вряд ли они страдают. Вот вы, когда радиовещали, страдали от потока гостей эфира?

– Вам действительно интересно, что там было со мной на радио?

– Честное слово. Кое-что я читал - из конфискованного у Анны. Кое-что домыслил сам, но это пока лирика, вздохи на скамейке. Весь смысловой залп, ну почти весь, у вас перерождается в подспудный эротиче?ский гул, что бы вы ни писали. И это надоедает. В конце концов я мужчина и терпеть бабьи причитания долго - не могу. У меня в этом вопросе всю жизнь было твердое кредо: каждый - сам кузнец своего счастья... Хоть я и врач.

– Кажется, время внесло коррективы в ваше кредо, не так ли?
– Алина подцепила краешек гренки, укрываю?щей луковый суп, чтобы увидеть ее толщину.

– И этого я не знаю, - сказал профессор.
– Но про радио - ладно, готов послушать, пока не надоест. Может, вы хоть в это дело не вносили этого самого...

– Хотите, я вам про Пифагора расскажу?
– Алина прекратила изучение супа и начала просто вкушать его - с блаженством в лице.

– Он тоже был у вас в прямом эфире?
– вздохнул профессор.

– Все там были...
– загробно ответила Алина, все глубже увлекаясь супом.
– Интересно, где бы отведать душистого компота из семян лотоса?

Расслышав вопрос, профессор пришел в прекрасное расположение духа и пустился в экскурс по мировым кухням.

Обед закончился в самой дружественной обстановке.

Покинув ресторан, они направились в здешний собор, любуясь живописным сумбуром этой прославленной мест?ности. Все под рукой. Внизу - дамы разной степени тяжести поведения. На верхушке холма - собор. Посередке - разная жизнь. Такой вот удобный набор. Впрочем, описывать Париж уже странно.

– Наверное, на Монмартре никто не чувствует себя забытым, - с удовольствием сказала Алина.

– Ну почему же?
– возразил профессор.
– Я, например, везде чувствую себя... особенно в последнее время...

Он понизил голос и отвернулся от Алины, несказанно удивив ее. Легчайшую, приятную постресторанную обстановку будто ветром унесло.

– Как вы себя чувствуете?
– с тревогой спросила писательница у врача.
– Поверните, пожалуйста, лицо в мою сторону.

– Я иногда чувствую... Чувствую, будто Бог создал нас и забыл.