Скажи это Богу

Черникова Елена Вячеславовна

Закутавшись в громадное махровое полотенце, она вбежала в спальню. Профессор, укрывшись с головой, спал. Возможно, спал. Алине очень захотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым.

– Вон там, в углу, весьма увесистый торшер, - посоветовал голос из-под одеяла.

– Вы не спите?

– Какая догадливость!
– сказало одеяло.

– Бессонница?
– с глубоким прискорбием спросила ?Алина.

– Сексуальное возбуждение наступило при мысли о свежевымытой злючке, завернутой в махровое

полотенце, - пояснило одеяло издевательски.

– Вы откуда узнали, в каком номере мы со Степаном Фомичом тогда останавливались?

– Связи, знаете ли, связи...

– И дальше так же - по всему маршруту? Дорога жизни?

– Угу, - буркнуло одеяло.
– Придете ко мне?

– Я не испытываю, как вы выразились, сексуального возбуждения.

– Ну да, у вас возбуждение исключительно эмоциональное или где-то даже интеллектуальное. И мемориальное. Могу помочь сублимировать...

– Вы же сказали, что романов крутить не хотите?
– напомнила она.

– Я и не хочу крутить. Я хочу вставлять и вынимать - сами знаете что и куда. И откуда.

– Зачем? Грубиян...

– Зануда, - прокомментировало одеяло.

– Это пошлость - вставлять и вынимать.

– А что же - вставить и так все и бросить?
– расхохоталось одеяло.

Алина невольно улыбнулась - за компанию. Она не ожидала, что профессор так быстро станет человеком - после всего, что они друг другу устроили в Москве.

– Что это с вами, ась?
– шепнула она, подкрадываясь к кровати.

– А я на свободе. С чистой совестью. Руководить клиникой - не могу, профнепригоден. Общаться с женой - не могу, она меня сейчас ненавидит больше, чем вы - своего незабвенного. Сидеть в Москве просто так - не хочу, можно спятить. И так далее.

Алина сдернула с профессора одеяло.

– Ага! Так я и думала!
– с веселым злорадством вскричала она.
– В пижаме! Провокатор!

– Слушайте, мне холодно!
– возмутился профессор и сел.
– Отдайте одеяло и ложитесь спать. Могу дать снотворное.

– Ну вот, уже в кусты... Возбуждение кончилось?

– Успокойтесь, больная, не надо нервничать. Будьте умницей...
– Профессор осторожно, медленно, будто опасаясь укуса, подошел к Алине и сдернул с нее полотенце.

Тима знакомится со сторожем

Кто-то потрогал Тиму за плечо.

– Доброе утро, детка. Ты откуда?
– Старик был в большой белой бороде, как в снегу.

– Доброе утро. Я отсюда.
– Она показала на домик.

– Значит, ты теперь... как садовый инвентарь, - весело сказал он что-то странное.

– Не знаю. Там женщина на стене...

– Это Пресвятая Богородица с Младенцем, - объяснил старик и перекрестился.

Тима повторила его жест и осмотрела свою правую руку.

– А зачем вы так делаете?

–

А ты делай и не спрашивай. Постепенно сама поймешь.

– Хорошо, - согласилась Тима.
– Мне нравится...

– Нравится?
– удивился старик.
– Ну и ну... К трапезе собралась?

– Трапезе?...

– Вот чудо!.. Ты как сюда попала?
– И, заметив ее замешательство, переспросил: - Ты хочешь есть?

– Да, - вздохнула Тима.
– Это я понимаю.

– А что еще ты понимаешь? Ну - еда. Вода. Спать, ходить, дышать - это ты понимаешь?

– Да.

– Почему ты так грустно сказала?
– забеспокоился старик.
– Ты знаешь, где ты сейчас находишься?

– Мне сказали: монастырь. И привезли сюда.

– Кто? Как это - привезли? Ты же взрослая. Ты должна сама решать. Это же не детский сад!

Тима не ответила, потому что каждое второе слово старика было непонятно ей. Душа вздрагивала. И самое острое - что такое должна?

– Бедная ты бедная, - продолжал старик.
– Ты знаешь такое слово - Бог?

Тима села на траву и заплакала, укрывая лицо длинными волосами. Старик посмотрел-посмотрел, поморщился и сел рядом.

– Что с тобой, детка? Я напугал тебя?

– Я не знаю, - всхлипнула Тима.
– Я ничего не знаю! У меня уже спрашивали про Бога, но я ничего не понимаю!.. Кто это, что это, зачем? Что мне делать, что говорить, куда идти...
– Ее слова сыпались сами, и старик чувствовал, что у его необычной собеседницы только что случилось какое-то первобытное, очень сильное горе, которое не выплачешь ?легко.

Ему показалось, что девушка и плачет-то не как все. Будто она не умеет плакать. И сама удивляется, откуда льется эта злая соленая вода, стекающая на синие джинсы.

– А почему ты в брюках?
– спросил старик, вдруг заметивший ее наряд и прическу, немыслимые в этой местности.

– Пожалуйста, скажите мне, - уже захлебываясь от рыданий, выговорила Тима, - что надо и что нельзя? Мне говорят слова, а я вижу цвет, и многие слова - неправильного цвета!.. И от них бывает холодно!

Старик не смог вымолвить ни слова. Он смотрел в небо и опять крестился - и помочь нечем.

"Вам не больно?"

Профессор сложил полотенце и понес его в ванную.

Голая Алина постояла-постояла - и легла спать.

Профессор вернулся из ванной, выключил свет и тоже лег спать.

– Спокойной ночи, - сказал он.

– Так точно, - отозвалась она.

– Вам не больно?

– Очень больно. Я не могу видеть эти стены.

– Вообще-то уже темно, ничего не видно. Кстати, почему не можете? Вы ведь не любили его. Вы просто боялись утратить стены. Все про какой-то дом плели... Вот они, стены, вернулись к вам. Не о чем больше переживать.