СКАЖИ “GOODBYE”
Шрифт:
– То-то ты так капризно ищешь!
– Между прочим, не то, чтобы я должен перед тобой отчитываться, но я звонил в двести мест!
– Вот мне и кажется, что это проблема не отсутствия рабочих мест, а твоего характера!
Тут Анна положила конец братской перепалке:
– В следующую пятницу все едем на демонстрацию!
– Что на этот раз?
– Положим конец пораженческим переговорам, - твердо заявила мать.
– А что? Может, меня газета пошлет. Там, небось, будет полно русских, а это мой контингент. И почему это все русские такие правые?
– Ну, это очевидно, - отмахнулась Анна, и тут же начала
– Анна закурила и энергично развела дым рукой.
– Им пришлось воспользоваться тем, что не соблазняло сытых ашкеназов - территориями. И теперь, когда эти территории намереваются вернуть, именно русские и восточные евреи не согласны узаконить раздел первых за счет возврата того, что взяли себе последние. Русские и марокканцы говорят: «Хотите замиряться, пожалуйста - отдавайте Рамат-Авив, Катамоны, Бaкку… Мы, проживающие в Кирьят-Арбе и Гиват-Зеэве, не согласны оказаться теми, за чей единственно счет произойдет примирение».
– Но ведь всегда первые сталкиваются с большими трудностями, и получают лучший кусок. Зато последующие приходят на готовенькое. Пальмахников ведь не привозили сюда на «коврах-самолетах».
– На выходцев из арабских стран катят бочку, что они послужили только плохой заменой погибшему в Катастрофе восточно-европейскому еврейству, и что не ради них Теодор Герцль эту страну задумывал, - продолжала Анна.
– А между тем они являются единственным возражением тем, кто утверждает, что евреи здесь, на Ближнем Востоке, чужаки и инородное тело. Вряд ли выходцы из Ирака, Ирана, Курдистана и Марокко представляют собой европейско-американскую колонизацию!
– Ничего, все эти обоюдные претензии и обвинения вот-вот будут разрешены в победном ходе мирного процесса, - убежденно сказала Мура.
Анна покачала головой:
– Какая у меня красивая и глупая дочь! Это ты своей газеты начиталась.
– Нет? А что же будет, по-твоему?
– спросила дочь журналистка.
– Будет плохо, - признала Анна.
– Зачем же тогда вы сюда приехали?
– Кто же тогда мог знать? Тогда никаких мирных инициатив не предвиделось, - вздохнула Анна.
– Но я нисколько не жалею о своем выборе. Не могу представить свою жизнь вдали от этой страны, от всех моих друзей…
– А я считаю, что человек имеет право жить, где хочет, - сказала Мура, вспомнив Сергея.
– Вот оно, - опять съязвил ехидный брат, - тщательно взвешенное, выстраданное и оригинальное мнение личности в поисках смысла существования…
Анна выступила с примиряющим, хоть и ничего не решающим выводом:
– Почему-то евреи часто хотят жить там, где их категорически не хотят.
– Так что, мы теперь обречены на вечную борьбу за существование?
– Это осмысленная, оправданная и неизбежная борьба.
– В которой мы обретем свое счастье, - пробормотал Даниэль.
– Мать, не может же быть смысл существования только в выживании государства!
– перебила его Мура.
– Разве не долг
– Или хотя бы освободить себя от рабства труда, - задумчиво сказал Даня, дожевывая банан.
– Это ты уже воплотил. А как насчет того, чтобы просто прожить свою единственную жизнь как можно приятнее?
– Или так вот попросту, по-толстовски, сделать как можно больше добра для ближнего?
– и Данька бросил сосиску Джину.
Тут появился Михаил Александрович, с утра пребывавший в Академии, где, в качестве председателя редакционного совета, принимал участие в издательстве энциклопедии.
Все перешли в сад, пить чай с любимыми печеньями Анны. Печенья были любимыми, потому что, по ее словам, «их никто, кроме меня, не ест. Брезгуют. Это хорошо - у меня всегда есть с чем попить чайку».
Михаил Александрович от печений благоразумно отказался.
– Когда Рабиновича спросили, почему он не позволяет жене ужинать, - принялся папа радостно, в который раз, рассказывать любимый анекдот терпеливой аудитории, - то он объяснил, что доктор велел ему ложиться спать на пустой желудок… - Михаилу Александровичу не пришлось в советском детстве изучать Талмуд, но национальная страсть к притчам и аналогиям жила в нем, отчего вся жизнь упорно ассоциировалась со старыми анекдотами. К тому же, он не хотел обижать супругу, признаваясь, что воздержание от ее стряпни дается легко даже без медицинских показаний.
– Кстати, Мурочка, - ласково заметил папа, - тот диван, который тебе разонравился: не продавай его никому, я сам его у тебя куплю.
– Это что, - вмешался Даня, - тот самый диван, который ты взяла отсюда, когда они тебе квартиру купили?
– А что?
– осторожно спросила Мура, намазывая на хлеб масло.
– А ничего. Я только хотел понять: значит, ты сначала взяла у отца диван, а теперь его ему обратно продаешь?
– Ну, это случайное стечение обстоятельств.
– Мурка смутилась, и начала упорно разыскивать вилку в ящиках буфета.
– Мама отдала мне его. В вечное ленное владение. А потом я захотела другой диван, и покупку того, другого - вожделенного, необходимо частично финансировать продажей этого, просто ленного.
– Мурка, я начинаю тебя уважать. Мам, вы не хотите и у меня купить что-нибудь из ваших вещей?
– Для того, чтобы было что родителям продать, надо сначала у них чего-нибудь взять, - резонно заметил Михаил Александрович.
– Вот закончишь университет, купим тебе машину.
– Папа, уже три года назад, после окончания университета этой неподкупной личности было оплачено путешествие по всей Азии!
– ревниво заметила Мура.
– Уже окончил? Три года назад?
– в который раз обрадовался этой новости папа.
– Смотри, как время летит!
– Миша, в следующую пятницу идем на демонстрацию!
– напомнила Анна.
– Опять?
– удивился Михаил Александрович.
– Как сейчас помню, я только на днях по твоему указанию участвовал в демонстрации. Какие-то «Женщины в черном», по-моему.
Анна замахала руками:
– Ну так я и знала! Ты все напутал! Какие, в черту, «Женщины в черном»?! [*]
– Тот-то я удивлялся, Аннушка, - кротко оправдывался Михаил Александрович, - зачем ты меня на эту демонстрацию послала. Я там, как бы это сказать, как-то странно выделялся…