Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
– Аркебузу отдашь кому-нибудь из ребят, – безжалостно добавил я. Танюшка несколько секунд помедлила, потом жалобно сказала:
– Раньше бы я начала на тебя орать. Теперь – не могу… Я отдам аркебузу, я все сделаю, я буду твоей рабыней, только вернись, вернись… вернись!!!
– Что ты? – Я вновь обнял ее. – Я вернусь.
Танюшка обмякла под моими руками. Тихо сказала:
– Они жили долго и счастливо и умерли в один день… Пускай недолго, лишь бы счастливо – и в один день. Да?
– Мы
– Не так, – покачала она головой. – Жизнь – вещь серьезная. Даже здесь. Особенно здесь… Ну что ты путаешься в шнуровке? Я специально не дошнуровала, неужели неясно?
– О, вот как, специально? – хмыкнул я, садясь удобней. – Ла-адно… Симпатично, и даже очень.
– Нахал, – заметила Танюшка, обнимая меня обеими руками за шею. – Что там симпатичного? Купальничек у меня был симпатичный, но он, кстати, долго жить приказал. Совсем я одичала. Мне бы сейчас в галантерею. И денег. Знаешь, у меня четвертной остался в тумбочке лежать.
– Не остался, – заметил я. – Ты его давным-давно потратила…
Моя рука плавно, нежно гладила груди девчонки, и я чувствовал, как под пальцами тяжелеют, твердо набухают соски. Это было уже так привычно, и не хотелось верить, что первый раз я делал это совсем недавно, и не хотелось думать, как же я жил до этого… Наверное – никак. Странно, но я не боялся потерять Танюшку. Я твердо знал, что не дам ей умереть раньше себя. А после моей смерти мне уже будет все равно.
Я сидел без куртки. Твердые горячие ладони Танюшки плавно и сильно массировали плечи. У нее всегда были крепкие пальцы, и их нажатия ощущались необыкновенно приятно. Потом ладони опустились на мою грудь, а я скользнул руками на бока девчонки и замер, полузакрыв глаза и улыбаясь.
Чье-то присутствие заставило нас вскинуться. Я рванул из ножен, лежавших рядом, палаш, вглядывась в темноту. Танюшка быстрым движением выхватила из-за спины кинжал.
Пляшущий свет костра обрисовал темную фигуру, рыжими искрами зажегся на каштановых волосах, одел медью узкое лицо. Танюшка, ойкнув, уронила кинжал и скрещенными руками прикрыла грудь. Я чертыхнулся:
– Джек?!
– Прошу прощения. – Англичанин был босой, в одних кожаных штанах, но на поясе висел кортик. – Я увидел, что Татьяна ушла ночью одна, и забеспокоился. Еще раз прошу прощения.
Он повернулся и так же бесшумно канул в ночь. Мы с Танюшкой посмотрели друг на друга и тихо рассмеялись.
– Он что, к тебе неравнодушен? – в шутку спросил я… и вдруг сам обеспокоился: – Тань?
– Наверное, да, – кивнула она, но так, что все мои подозрения
– Танюшка, – проворчал я, потянувшись к ней, – смотри. В случае чего – убью его, тебя и себя. Правда, не знаю, с кого начну…
– Ой-ой-ой, какой грозный… – мурлыкнула она, подаваясь навстречу. – Может быть, сейчас и начнешь убивать? Нас, наверное, больше никто не побеспокоит?
– Думаю, что нет, – заметил я, активно начиная раздергивать ремень на старых Танюшкиных джинсах.
– Ого, как заторопился, – продолжала мурчать она, наклоняясь чуть вбок и привставая. – Убивец… – добавила со смешком.
Дальше ничего особо членораздельного ни она, ни я не говорили.
Наверное, по крайней мере мне так показалось в какой-то момент, в пещере все должны были проснуться. Потому что стонами на этот раз дело не ограничилось – Танюшка вопила так, что у меня заложило уши. Я, по-моему, тоже не отставал – во всяком случае, охрип, что обнаружилось уже позже.
– Убил? – поинтересовался я, валяясь рядом.
– Ой уж, – ответила она из полутьмы. – Я бы еще могла.
– Ну, извини, – покаянно развел я руками и потянулся. – Пошли, Тань?
– Не пойду я никуда, – отказалась она. – Тут заночую.
– Не выйдет, – поднявшись, я довольно легко поднял ее на руки. Ощущение – непередаваемое. Татьяна, улыбаясь, приткнулась к моему плечу, потом попросила:
– Поставь меня, мы что, голые пойдем?
…Джек сидел у огня – в одиночестве. Тезис, как гостеприимный хозяин, выставил часовых сам, а нам предложили просто отдыхать. Так что это было странновато.
Но не удивительно.
Я присел рядом, придвинув ноги – если честно, замерзли и набились – к огню. Помолчал, спросил:
– Слушай, ты когда босиком привык ходить?
– На третий год, – не удивился Джек. – По-моему, да, на третий…
– А ты таких ребят не знал, – я напряг память, но вспомнил только двоих: – Маккс Одер и Питер Седжвик?
– Знал, – так же спокойно ответил он. – Это наши, англичане, только попали сюда позже, когда все уже рухнуло. Они были где-то на востоке… Ты что, виделся с ними?
– Погибли в мае 85-го, – ответил я. – Они и еще один… забыл, ирландец какой-то.
– Генри О’Нэйл, – определил Джек. – Скорее всего… Они вместе ходили… Значит, погибли. Ну что ж… А что ты мне хотел сказать?
– Джек, – напрямую начал я, – Таня – моя девушка. Только моя. И если она нужна тебе, то вставай и пойдем драться. Насмерть. Но даже если ты победишь, не факт, что она станет твоей после этого.
Англичанин довольно долго молчал. Потом тихо сказал, глядя в огонь: