Сказка для старших

Солохин Максим

Он на минуту остановился, как бы подыскивая слова.

— Никакой я не палач. Никакой не боец. Я — мыслитель. Головастик. Мое дело — думать, а не делать пальцы веером. В сущности, я просто всю жизнь думал. Просто мои мысли так выглядели… как удар, как выстрел… Просто я в такой форме размышлял. Вся моя жизнь ушла на доказательство Юркиной теоремы — что мальчишка МОЖЕТ защититься от своих врагов. Юрка поставил передо мной задачу, и я не мог остановиться, пока не нашел решения. Нашел. Решил. Может! Но только если предаст себя Богу.

Если откажется от мысли САМОМУ СЕБЯ защищать.

— Ну, и правильно, — сказал Митька, пожав плечами. — И хороший результат. Антиномия.

Антон засмеялся.

— Конечно, брат. Очень хороший! Только я угробил на это всю жизнь. Это очень дорогая цена — жизнь.

Митька тоже был мыслителем. Его волновал спор между Монахом и Волшебником, в котором он был дипкурьером и одновременно яблоком раздора.

— А молитва? — спросил Митька у Волшебника. — Вы же говорили, что молитва действует сама по себе, независимо от веры. Значит, все же есть Бог, а не только вера в Бога.

— Есть люди, которые верят в Бога. Верят, что молитва действует сама по себе. По их вере она и действует.

— А сама по себе все-таки бесполезна? Без их веры.

— А куда без их веры? Все дело в вере. А иначе выходит черная магия. Заклинание.

— Значит, по-Вашему, тот батюшка говорил правильно.

— Конечно. А я с ним и не спорил.

Митька подумал. Он думал долго. Волшебник терпеливо ждал. Наконец, Митька сообразил, что возразить.

— А Вы же говорили, что черная магия слабее белой?

— Слабее.

— А тут выходит — сильнее.

Митька молчал, глядя Волшебнику в глаза.

— Во-он что, — произнес Волшебник, помолчав. — Вон что тебя привлекло. Ну, я понял. Ты поклонник силы, как и все мальчишки. Ты все-таки почуял, что в Имени Божием действительно есть Сила, Которая сокрушает любое сопротивление. И склонился перед Силой.

— Ну да. А Вы же сами говорили — стать маленьким. Вернуться в детство.

Волшебник молча задумчиво кивал головой, глядя на Митьку магическим взглядом, от которого почему-то захотелось плакать. А потом вдруг повернулся и неторопливо пошел вверх по дороге.

Митька постоял на месте, а потом погнался за Волшебником, потому что почувствовал, что тот может уйти навсегда. Они молча шли рядом.

— Я только человек, — сказал Волшебник. — Ма-аленький человек.

Митька молчал. Митька тоже был человек, и кажется, понимал.

— Я выбрал свой путь, — сказал Волшебник. — У меня есть своя мера. А ты хочешь Безмерного.

Митька молчал. Он действительно хотел чего-то такого. Безмерного.

— Может быть, это просто мальчишество. А может быть, это призвание.

— Мне не нравится слово "мальчишество", — сказал Митька немного брезгливо. — Я не понимаю, что оно означает.

— Это приходит с возрастом, — сказал Вошебник. — Может быть, просто приходит усталость. Просто начинаешь понимать,

что у тебя есть своя мера. Я ведь тоже когда-то хотел стать монахом.

Митька молчал. То, что приходит с возрастом, либо надо принимать на веру… либо не принимать. Митька чувствовал, что ему не хочется этого принимать на веру.

— А потом понял, что я всего лишь человек, — сказал Волшебник устало. — Видишь, я уже совсем седой.

Митька молчал. Волшебник признавался в какой-то слабости, от которой, как чувствовал Митька, действительно ну никак не уйти.

— Я всего лишь человек, — повторил Волшебник. — А тебя привлекло нечеловеческое.

— Иисус Христос — тоже человек, — возразил Митька.

— Да, конечно, — сказал Волшебник печально. — Потому-то и был Ему — Крест.

Митька ощутил смутный страх.

— Если ты будешь искать Безмерного, тебе тоже будет Крест. Потому что ты тоже человек. Если ты хочешь быть Его учеником, тебе придется понести Крест. И кончится это Голгофой.

Митька молчал. Волшебник напугал его.

— А мой путь, — это путь Сказки, — сказал Волшебник. — В Сказке нет смерти. Я не смог быть монахом. Может быть, ты сможешь.

Митька молчал. Ему с новой силой захотелось стать волшебником.

— Но если не сможешь, помни! я жду тебя.

Кто-то посчитает мой сюжет некрасивым, оттого что он то и дело требует моего прямого вмешательства. Тут есть о чем поспорить. Мой сюжет неестественный — да! Но я не Мяо-Цзы. Сама моя мысль и заключается в том, что естественным порядком не достигнешь той цели, которую я поставил. Именно это-то я и хочу сказать. Потому-то мне и необходимо вмешиваться в естественный для моей сказки порядок вещей!

В эту ночь я взял, и приснился своим героям. Не всем, но сразу нескольким. Я собрал их в знаменитомљ старинном замке, за круглым столом. Я тут был за короля Артура и со мною за круглым столом сидели мои рыцари, мои вольные и невольные вассалы. Все они уснули, и увидели сон: Монах и игумен Феодор, задремавшие после воскресной полунощницы, Волшебник, Антон, митькин Папа, знаменитый батюшка и еще несколько лиц, не упоминавшихся в данном сюжете. У входа почтительно предстояли несколько безмолвных латников. У камина мирно спал поклонник естественности — Мяо Цзы. Ему я не приснился — он просто спал во сне, как бабочка у Чжуан-Цзы.

Впрочем, и латники, и Мяо Цзы были простыми воинами. Они не имели здесь права голоса. Но и рыцари молчали, говорил лишь я. Все знали, кто я. Как это бывает во сне. Все внимали, я держал речь.

— Друзья! Позвольте мне сказать Вам несколько слов. Некоторые из вас знают друг друга, а кому-то только еще предстоит встреча и знакомство. Когда-нибудь вы соберетесь в одном месте — не со сне, а наяву, и расскажете друг другу этот сон.

И тогда у вас отпадут последние сомнения в том, что я — это действительно я.