Сказка для старших

Солохин Максим

— Понимаем, — сказал Митька, хотя пока не понимал. — Значит, "помилуй мя, грешного", за то, что я думаю не о Тебе? Что невнимательно молюсь?

Митька чувствовал, что совсем запутался. Он не знал, за кем пойти. Он стал много думать и мало молиться. Он сильно поумнел за последнее время, общаясь со своими взрослыми друзьями. Но это были лебедь, рак и щука.

љ"Если ты будешь Его учеником, тебе придется понести Крест," сказал Волшебник, и это звучало ужасно. И Монах этого не опровергал, только обнадеживал Воскресением.

Антон вроде был заодно с Монахом. Но на самом деле — отвлекал в сторону от молитвы. Может, не хотел, но отвлекал. К интересному, жизненному… Но тут тоже чувствовался скрытый конфликт. Слишком тяжелая артиллерия… И разговоры с Монахом — парадокс! — тоже отвлекали от молитвы. Митька устал от антиномий. У Волшебника все было проще. "Переезжай ко мне — у меня все проще!"

С другой стороны, так и так придется умирать.

Но все-таки не на Кресте. Опять-таки, взять отца Глеба. Он веселый, жизнерадостный. Митька был еще в детсадике, когда к ним в группу в первый раз пришел отец Глеб. Сначала он что-то там сказал о Боге, а потом долго играл с ними. Митька полюбил отца Глеба и потом на службах для него было утешением слушать его красивый голос и наблюдать за исполненными важности действиями. Но с Крестом отец Глеб никак не ассоциировался. Он что, не ученик Распятого? Тоже ученик. Так что Волшебник что-то тут не то говорит.

Но в воскресение на службе Митька услышал: "…возми крест твой и иди за Мною." Начало Митька за своими мыслями прослушал. Пришлось попросить Маму:

— Мам! Найди мне сегодняшнее Евангелие.

Последнее время Мама стала напряженно относиться к Митькиному увлечению молитвой, и это распространялось на все церковное вообще. Мама подозревала, что Митька впал в прелесть и искала способов его остановить.

— А что ты хочешь? — спросила она.

— А я невнимательно слушал в храме. А хочу знать.

— А-а… — Мама разыскала нужное место.

"Если хочешь совершенным быть, продай имение свое, раздай нищим, и возьми крест свой, и следуй за Мной," — прочитал Митька.

Вот оно что. Это, значит, о монашестве. Отец Глеб-то не монах. Все ясно, или почти все.

— А немонаху необязательно все время молиться? — спросил Митька Маму.

— Конечно, необязательно, — сказала Мама.

— Всем обязательно, — сказал Монах. — Раздавать имение не обязательно, а молиться всем обязательно. Это общий крест. "Возьмите иго Мое не себя"… — это о молитве.

— Все время молиться?

— Все время молиться. Просто христиане об этом забыли. Из-за этого и все проблемы в христианстве… и вообще в жизни человеческой.

— А отец Глеб? Вот он не монах, и не молится.

— А почему ты решил, что он не молится?

Митька пожал плечами. Если бы отец Глеб сам все время молился, наверное, он бы не запрещал Митьке молиться.

— Кажется, — сказал Митька.

— Кажется? — переспросил Монах задумчиво.

Митька объяснил.

— Да он тебе не запрещал молиться. Просто посоветовал не волновать маму. Что именно он тебе сказал?

— "Подвига сверх силы не бери."

— А что, Иисусова молитва для

тебя сверх силы?

— Не знаю, — сказа Митька честно. — Вначале казалось не так уж трудно. А теперь — не знаю.

Последние дни молиться Митьке и правда стало по-настоящему тяжело. Митька словно чувствовал, что все вокруг него становится каким-то зыбким, словно готово обрушиться. Митьке бы тут поднапрячься, держаться бы из последних сил за молитву. Но внимательная молитва у него перестала получаться: стоило начать, как тут же в голову приходили умные мысли, требующие внимания. Антиномии. А держаться за слова — Митьке было тяжко. Не хватало уверенности, что это — действенно. Что внимательная молитва действует — Митька уже убедился. А помыслы о бесполезности молитвы невнимательной теперь брали над ним верх. А молиться несмотря на то, что молитва кажется бесполезной — это уже совмещать несовместимое. Это трудно Митьке было.

И все обрушилось.

Началось с приятного события: наконец вернулся с юга Юрка. Немедленно, тем же вечером, Юрка приехал к Митьке домой, что случалось нечасто: Митька с Юркой предпочитали встречаться на Заречном, потому что у Юрки уже был инцидент с Серым. О том, что Серый разбит наголову, Юрка не знал, но примчался, наплевав на опасность.

— Митька! Что с тобой?!

— Со мной? — удивился Митька. — Ничего со мной. Я в полном порядке.

С этого момента он забыл молиться.

— Ты почему молчишь, гад? Я тебе каждый день слал депеши, ты почему не отвечал?

— Каждый день? — искренне удивился Митька.

— Ты что — не получал?

— Ни разу! Честно.

— А сам почему молчишь? Почему молчал? Трудно было бацнуть пару слов?

Митька почувствовал вину. Он стал путано объяснять Юрке про Волшебника, про молитву, про стаю волков, про то, что запутался…

Но Юрка и так уже почти успокоился.

Одно было огорчительно: волшебная шапочка закапризничила и не захотела показывать Юрке свои способности. К счастью, Юрка в Митькиных словах не сомневался.

Митька отпросился у родителей ночевать у Юрки. Папа был не очень доволен, но понимал: давно не виделись. А Мама, кажется, даже обрадовалась. Может, она надеялась, что дружба с нормальным ребенком вернет Митьку на путь истины?

Они двинули на Заречный. Пространственным переходом.

— А что с Серым? — спросил Юрка. — Он здоров?

— А что?

— Мы с ним столкнулись нос к носу, и он притворился, что меня не узнал.

— Что ты! — засмеялся Митька. — Серый напуган до смерти! Он теперь с меня пылинки сдувает!

Митька так и не научился не врать. Нет-нет, да и приукрасит правду жизни. Но историю с братьями передал Юрке более-менее точно. Они сидели на берегу Перекатной и Юрка восхищался.

— Ну, ты даешь, Митек! ты тут время точно не терял…

Наступили сумерки.

— Пошли, — сказал Юрка. — Мне сказано до темноты вернуться.

И вот, когда по дороге к юркиному дому Митька начал живописать Юрке теорию мастера Ли, Юрка вдруг скомандовал:

— Стой.

Потом быстро затащил Юрку в первую попавшуюся дверь.