Сказка о ночном музыканте
Шрифт:
Чтоб к вам людей с заказом устремить».
Те, не придя в себя, ещё молчали.
Давид же развернулся и ушёл.
А время дня заметно убывало.
Он из всего один ответ нашёл.
Но был вопрос, всех прочих посложнее –
О бабочках, сидящих в сундуке.
На волокно их гребнем не расчешешь.
Загвоздка была в этом «коробке».
О том мог знать жених, приняв вид птицы,
Что песней попытался передать.
Вот
Он тайну б перед ним не стал скрывать!
И юноша вернулся в домик старца.
А тот спросил: «Увидел и узнал,
Как нить прядут? Чего-то очень долго
Ты в доме, что напротив, пребывал!»
«Узнал. Однако мною не разгадан
Решающий, таинственный секрет:
Зачем отец, спасти желая сына,
Привёз сундук, где пряжи нужной нет?
Неужто он не знал? Иль, в самом деле,
Его сосед от злости обманул?
И шерсть иль лён, когда закрылась крышка,
В летучих насекомых обернул?»
«Да нет. Увы, здесь не было подвоха.
Нам раньше бы несчастным разузнать,
Как делаются шёлковые нити.
Мы ж их привыкли просто покупать.
Красивую рубаху расшивают
Не нитью шерстяною, ни льняной,
А самым тонким ярким волоконцем,
Что цвет имеет чаще золотой.
А бабочка бывает гусеницей,
Которая мотает на себя,
Чтоб сделать кокон – тоненькие нити.
Из них и нужно прясть было три дня.
Теперь-то я все тонкости проведал,
Как кокон варят, чтоб он стал нежней.
Загвоздка только в том, чтобы ускорить
Процесс перерожденья поскорей.
Боюсь… Ведь мы не смеем прикасаться
Здесь ни к чему. И даже соловей
Скорей всего нам будет не помощник.
Он может съесть личинок, как червей.
Пойдём и принесём сосновых веток,
Их гусеницы вволю поедят.
Мы ж не китайцы, нет у нас другого.
Дай Бог, что там сосновый шелкопряд».
Лес рядом. Всё собрали очень быстро,
У сундука сложили, как смогли,
А к ночи печь пожарче растопили,
Чтоб кипяток держали чугунки.
Входную дверь пошире растворили,
Чтоб без препятствий певчий соловей
Мог залететь в чудесную светлицу
С нелёгкою поклажею своей.
Давид не ощущал давно волненья.
Себя он помнил лишь учеником,
Который повторял в пещере звуки,
Ни делая шаг в сторону, притом.
Теперь же он, как опытный волшебник,
Пытался чудодействовать сейчас.
Он
Уйдёт из мира, получив отказ.
Но лучше уж попробовать, чем после
Всю жизнь себя в пассивности корить,
Не спать ночами, когда гложет совесть,
Краснеть и за бездействие казнить.
Хозяин поразжёг везде лучины,
Тем самым, дом поярче осветил.
А вот и ожидаемая птица.
Соловушка дорогу не забыл.
Он ношу положил на подоконник,
Теперь себе, позволив отдохнуть,
Затем в сундук ударил своим клювом.
Открылась крышка, дав внутрь заглянуть.
Нет, бабочки, как прежде, не вспорхнули.
Лишь полчище голодных гусениц
Под музыку полезли за едою,
Приемлемой для шелкопрядных «лиц».
Давид играл для них довольно быстро,
А те толстели прямо на глазах
До сказочных, невиданных размеров,
Что видеть можно только в чудесах.
Наевшись, как пиявки отвалились,
И стали кокон вкруг себя плести.
Под струнный звук то ниточное царство
Всё также быстро начало расти.
Когда в работе приостановились,
Достаточно окутав тем себя,
Давид дал знак сидящей рядом птице,
Бросать их в чан, стоящий у огня.
Там коконы немного покипели.
Теперь их нужно было вынимать.
Старик и гость в том помогать не смели,
И музыкант стал холод навивать.
В печи угас огонь. Казалось стужа
В одно мгновенье дом заледенит.
Вода с поклажей хитрою остыла,
И коконы сменили внешний вид.
Потом они немного полежали
На досках, куда снёс их соловей.
Он просто героически старался
Помочь себе и суженой своей.
А музыкант стал вновь играть на скрипке,
Припомнив днём полученный урок.
И вот уж закружилось веретенце,
И пало с ниткой тонкой, когда смолк.
Что ж, первый день на этом был закончен.
Всех больше был доволен соловей,
Который всё успел и подкрепился
Огромнейшим количеством «червей».
Старик заплакал и заулыбался.
Давид не понял сразу – почему?
Чувствительность же стала объясняться,
Когда он перевёл свой взгляд к окну.
От места, где стояла прежде прялка,
Теперь глаз трудно было отвести.
Там виден был прозрачный образ девы,
Что должен был реальность обрести.