Сказка под кровавой луной
Шрифт:
– Кажется, она что-то говорила, что его Охоте нужен новый всадник. И грачи забрали… - Он не выдержал. Мрачные краски города мертвых хлынули через распахнутый рот и глаза, уши инос, и теперь душу юноши наполнила тьма, холодная, липкая и оставляющая неприятное ощущение на руках. Он упал на колени и попытался снова зарыдать, но из широко распахнутого рта раздался исключительно сип а где-то на периферии остались чувства лопающихся от давления сосудов в глазах и выскочившей на виске жилки. Вся дальнейшая информация вырывалась из него обрывками, лишенными смысла фразами. Он видел только образы перед глазами, яркими птицами вылетающими у него изо рта, не слыша никаких слов. Сама картинка в глазах стала похожа на раскрашенную трехлетним ребенком гравюру Дюрера, а потом и вовсе стали больше похожими на картины Ван
На сказать, чтобы Виктор полностью утратил сознания, но из реальности выпал, и сейчас просто бездумно переставлял ноги в ряд со своими товарищами, которые теперь казались ему бесконечно далекими. Какой-то чудак в розовом пенсне почти истерическим тоном спросил:
– Так что же мы имеем? Давай, думайте! Я не могу это делать за четверых!
Они шагали по вымощенной брусчаткой улице Старого Города, а им навстречу шли древние жители этого города: торговци-варяги вперемешку с аристократами-пруссаками, служанки-гувернантки и рыцари в диковинных турнирных доспехах. Все они, казалось, не замечали друг друга и были полностью поглощены собой, опустив головы долу и порой испуская тихие вздохи-шепоты. Бледные они фонарей истончали кожу на их лицах, и кое-где были видны темно-фиолетовые сосуды, проступающие на их щеках. Некоторые из призраков разговаривали между собой, повторяя раз за разом одну и ту же сцену: покупка кофе с мягкой булочкой от герра Зингера, съемкасовсем юным фотографом какого-то усатого импозантного мужчины в пенсне. Как будто на какой-то радиочастоте Кот услышал, что этот человек открыл принципиально новые способы использовать эфир в медицине, и теперь готовится испытать егов губернской больнице в их городе. От такого «радиоэфира» становилось немного не по себе.
Первым молчание нарушил Волк:
– Ну, кто-то же должен был это сказать, - он пожал плечами. – Мы ничего не знаем. Вообще. И потому вариантов действий у нас всего три: попытаться сбежать, устроить красивую драку и продать свои жизни подороже или же продолжать ждать, пока Король, или Херн или Керу-Как-Его-Там придет за нашими головами так же, как за головой его подружки.
Виктор хотел было что-то возразить, но и возражать ему было, нечего, нечем и незачем. Оно еще раз вспомнил тот поцелуй в темном коридоре, и сейчас те губы казались ему плохо застывшим малиновым желе. От внезапного приступа отвращения его передернуло. Но юноша подловил себя на том, что уже раскрыл рот, так что ему следовало что-то сказать:
– А куда мы вообще идем?
– А разве это имеет значение? – Волк и Баюн еще не нашлись с ответом, как за них это уже сделал отец Казимир. – Мы идем куда-нибудь, юноша. И будем туда идти, пока пункт назначения не станет сколько-нибудь определенным, и тогда куда-нибудь постепенно превратится в куда-то. Чувствуете разницу?
– Нет… - сконфузился Виктор.
– Зря.
Если бы хотя бы один из них видел в это время лица Волка и Кота, он бы заметил, как их лица растянулись в одинаковых идиотских ухмылках. Но они этого не видели, а мертвецам вокруг на улыбки было глубоко наплевать.
Какое-то время они продолжали идти в полной тишине. Идущим впереди Волку и Коту слова были попросту не нужны, а юноша и священник не имели общих тем для разговора, да и разговаривать этим двоим попросту не хотелось.
Город в это время продолжал причудливо преображаться. Улицы сузились, а между камнями брусчатки начал пробиваться мох. Всюду начало расползаться клоачное зловоние, так свойственное городам Средневековья, а стена навалившихся со всех сторон домов как испариной были покрыты капельками конденсата. Казалось, он тоже смердел, и касаться его не хотелось. Думалось, что от одного лишь контакта с этим мокрым и холодным камнем ты будешь вонять гное и нечистотами до конца своих дней. Волшебные сумерки становились все более и глубокой ночью, а звезды растворились в небесах. Бело-гнойные огоньки фонарей дрожали то ли от холода, то ли от страха, но у стороннего наблюдатели не было никаких сомнений в том, что то были не просто огни, а настоящие живые существа.
Волку в этот момент было почти хорошо. Жутка метаморфоза, которой подвергся город, стала казаться ему все менее и менее отвратительной
Виктор же не переставал озираться по сторонам, дивясь тому, во что превратился его родной город. Где-то вдалеке готическая громада Института все больше напоминала ему заброшенный замок, пригодный для жизни развечто только вампирам или вервольфам. Храмы теперь сплошь были запущены и полуразрушены, разграблены неведомыми вандалами и мародерами. Когда-то роскошные витражные окна теперь щерились разноцветными осколками, а проржавевшие железные каркасы теперь казались прогнившим зловонным ртом бродяги. Кресты покосились. Бронзовая статуя Христа, несущего крест на Голгофу, теперь казалось покрытой слоем грязи и запекшейся крови. Редкие призраки на улицйах теперь неловко улыбались при их приближении и склоняли головы в приветствии. Сколько же разнообразных и интересных личностей можно встретить здесь? Сколько историй они могут поведать ему? Как ему сейчас хотелось записать хотя бы половину из них! Может, действительно он поторопился с тем, что проклятие город изуродовало. Против своей воли юноша начал улыбаться.
Чувства же Баюнабыли обострены до предела. Ему все казалось, что оккупировавшие крыши этих мрачных особняков каменные горгульи вот-вот оживут и бросятся на них, придав их своими уродливыми тушами и разрывая своими черными гранитными клювами. Усилием воли Кот заставил себя смотреть по сторонам и к своему удивлению уже очень скоро оказался полностью увлечен диковинными росписями фронтонов, которые до сих пор старались изо всех сил казаться штатно-пугающими реликтами викторианской эпохи. Но Баюн начал проникать в их тайны и расшифровывать надписи на них. Вот здесь религиозные догмы, вот тут изречении мудрецов настолько древних, что даже Кот с Волком их не застали в живых, вот тут каббала, вот тут санскрит, а тут причудливые алхимические схемы и рецепты. Потихоньку его сознание все больше захватывало чувство благоговения перед безграничной мудростью того места, в котором они оказались.
Никто и никогда не узнает, о чем думал отец Казимир, однако он еще не успел до конца погрузиться в транс, которой рано или поздно настигает всякого, кто бесцельно ходит по улицам без всякой видимсой цели. Отец Казимир еще не успел провалиться в забытье, в которое провалились его спутники, не успел до конца отдаться каким-то свои переживаниям, которыминачиняло его это удивительное место, когда повернул голову, чтобы убедиться, что с его спутниками все в порядке.
То, что увидел ксёндз, потрясло его до глубины души. Глаза волка сияли безумным золотом, под красными очками Кота загорелись два ярких изумруда, а глаза юноши, казалось, были заволочены какой-то думкой. И все трое были смертельно бледны, кожа на их щеках и шеях истончилась, и по ней зазмеились темно-фиолетовые сосуды. Страшная догадка тут же пронзила его сознание раскаленным железом: они превращались в часть этого жутковатого места, и та нелепица, которая здесь играла роль времени, теперь тоже работала против них.
Над их головами с хохотом пролетел грач. Отреагировал на него только священник. Провожая глазами сияющего в своей черноте колдовского насмешника, он думал, что сейчас он остался в этой тьме совершенно один. С запоздалым ужасом он признался себе, что не уверен, услышит ли его на странной частоте этого стыка жизни и смерти его Господь. Отринув глупые мысли, священник пришел к резонному выводу, что брать ситуацию в свои руки надо помалу, и для этого он обратится не кмолитвами, а тем областям своих знаний, которые давно мог бы и позабыть за ненадобностью. Но, судя по тому, какие времена настали, он был прав, когда заставлял себя быть постоянно готовым к неприятностям.