Сказка под кровавой луной
Шрифт:
Они стояли перед старинным зданием. Городская застройка девятнадцатого века, на глаз определил Волк. Что удивительно, это здание всё еще не выглядело неуместной развалиной или тем из памятников архитектуры, которые городские власти оставляют «чтобы был». Это был равноправный житель этого города, который жил, дышал и всё еще стремился в небеса во всю мощь своей каменной плоти. Подчиняясь современным веяниям, весь первый этаж здания сдавали в аренду мелким магазинчикам или конторам, а подвал отдали в распоряжение владельцу бара «Кофа-Саунд». Пока они спускались вниз, Волку казалось, что за ними кто-то наблюдает, но он это списал на причудливую игру света и тени на манекенах, подсвеченных зелеными неоновыми лампами.
Помещение бара оказалось почти пустым. Диагноз умирающего города казался
– Три любого темного, которое сейчас у вас на кране! – скомандовал Баюн, едва они вошли. Улыбка бармена стала шире, а девушка на сцене, казалось, запелаеще громче. Пара байкеров в углу приветственно подняла свои кружки с лагером и улыбнулись сквозь толщу бород и усов.
Да, здесь было почти как дома.
– Были дни, когда я могла оставить своё сердце распахнутым настежь… начала девушка на сцене, и уже было затянула какую-нибудь рок-балладу о любви, как снова ударила по струнам с такой силой, что стало понятно: сожаления о любви – это точно не её стихия. Баюн наметанным взглядом отметил приподнятую губу Волка и то, как Виктор отводил взгляд всякий раз, когда девушка освещала своими ярко-зелеными глазами их столик. У неё на голове красовалась маленькая шляпка, которую она чуть-чуть заломила набок, и это добавляло ей еще больше шарма. Мелкие белые зубы и ярко-алый язычок словно бы танцевали, а не помогали с извлечением звуков из её горла. Волк сидел, как зачарованный. Он в принципе питал слабость ко всякого рода творцам, а если они были женского пола, эта слабость приобретала вполне конкретные черты. Как вот сейчас. Уверенным движением он направился к стойке, бросил еще один взгляд на певицу и сказал что-то бармену, показав два пальца. Карл с готовностью улыбнулся и бросился к холодильнику. Через минуту он появился с двумя бутылками, которых явно не было ни в меню, ни в холодильнике, выставленном на всеобщее обозрение. Кот присмотрелся. Имперскийстаут для Волка и какая-то IPAдля девушки. Очень умно.
– Здесь ведь открытый микрофон? – обратился он с плотоядной улыбкой от самой стойки.
– Смотря, какая из этих двух бутылок для меня, - улыбнулась певица.
– Стаут, - не моргнув ни глазом, ответил Волк. Коту оставалось только удивленно присвистнуть. Виктор покраснел так, что от его ушей можно было зажигать факелы.
Ну-ка, посмотрим, что он заигра…
– Это дьявол ждет под твоими дверьми… - начал Волк каким-то не своим, прокуренным голосом.
Ник Кейв и его «Любовник»! Да Волк и вправду обезумел!
Дуэт вышел замечательный. Два случайных человека в случайном городе во власти его величества случая нашли друг друга на пять минут странной песни одного странного австралийца. Даже Виктор преодолел все девять кругов своего адского смущения и поднял глаза на сцену, чего уж говорить о байкерах. Пять минут длилась вакханалия с разбором по буквам слова LOVERMANи распитием отличнейшего пива. Баюн снова посмотрел на юношу и понял, для чего Волк в действительно поднимался на сцену: парнишку начало отпускать. Он начал прикладываться к стакану, смотреть по сторонам, неуверенно улыбнулся рыжеволосой чаровнице на сцене.
Когда музыка стихла а стаканы опустели, а Волк с певицей обменялись ничего не значащими поцелуями щечку, Баюн поднялся с места.- Как я понимаю, тебе завтра на занятия?
– Да, - Виктор кивнул. – Я не хочу пропускать. Институт могут закрыть в люоой день, и он стал мне домом. Если его закроют, меня просто не станет.
– Это в тебе говорит пиво, ничего страшного не произойдет. – подошедший сзади Волк хлопнул парня по плечу. Глаза светились ровным мягкимянтарным светом, что, как приметил Баюн, означало, что в это мгновение он счастлив. – Пошли на улицу, и поверь, эти мысли развеются с первыми лучами октябрьского солнца.
Ноуже в дверях Волк замер, как вкопанный, преградив рукой дорогу Баюну и Виктору. Остальные не обратили на них никакого
Окно над спуском в подвал было разбито. Манекена не было. Зеленый свет неоновой лампы оседал каплями крови на осколках витрины. Волк медленно начал подниматься выше, заподазривая самое худшее.
Все уличные фонари горели фиолетовым огнем. Небо приобрело фиолетовый оттенок, а луна снова налилась всеми оттенками всех видов крови, какая только может течь по жилам человека. Все это давало иллюзию того, что город погрузился в мир мертвых, вот только на улицах были люди. Разодетые по последней моде девятнадцатого века, в изящных платьях, шляпка, веерах, они гуляли под ручку, вели светские беседы безмолвными губами, а прямо пред ними юноша в сюртуке целовал в поклоне ручку барышне, кокетливо закрывавшей лицо веером с золотыми крылатыми змеями. В магниевой вспышке стоявшего рядом фотографа лицо юноши на мгновение растворилось, продемонстрировав ошарашенной троице черепную коробку несчастного с развороченным виском, налипшими на кости рыжеватыми волосками и начисто снесенной крышкой черепа. Пройдя чуть дальше, они оказались на городской площади, освещенной такими же фиолетовыми фонарями. В абсолютной тишине и в идеальной синхронности кружились пары. Сквозь шорох платьев и стук каблуков Волк услышал еще один звук: звон фарфора. То танцевали манекены.
Словно услышав его мысль, парырезко остановились и начали выстраиваться в две идеальные линии на пути путников к тому, что было в центре этого странного действа: огромному трону из костей и черепов, и подножия которого лежал черный как смоль олень с фиолетовыми глазами. Их взгляды с Волком пересеклись, и в тот же момент оборотень понял, что нужно делать.
– Ждите здесь, - сказал он и направился к трону. Пройдя через круг фиолетового света, он и сам претерпел некоторую метаморфозу: его волосы, прежде темно-русые, поседели, ярко-алая лента стала еще ярче, а сам Волк оказался одет в темно-синий сюртук с золотыми пуговицами. На богу откуда-то появилась шпага. Он уверенно прошагал к трон. Олень даже не шевельнулся, когда Волк приблизился вплотную и поднял голову вверх. Там, на высоте примерно в пять метров, освещенный красным лунным сиянием, сидел он. Он так и не снял своей кольчуги, так и не оправил корону. Волк отстегнул шпагу от пояса и швырнул её в ноги королю. Олений череп медленно наклонился, изучая то, что оказалось у него в ногах. Затем медленным движением он поднял шпагу и встал. По толпе фарфоровых придворных раздался тихий звон миллионов чашек: видимо, так в этом мире выглядел шепоток. Но вскоре всё стихло, и теперь тишину нарушали только тяжелые шаги Короля, спускавшего со своего трона. Даже вздрагивавшая при каждом движении истлевшая кольчуга не смела издать при нем звука…
– Что он делает? – Виктор посмотрел на Баюна. Глаза в розовых очках засияли яркими изумрудами. Пальцы, сжимавшие трость, побелели.
– Я не знаю, - прошипел он. – Но он рассудил верно. Пока мы ничего не предпримем, над вашим городом не встанет солнце. Ни октябрьское, ни какое бы там ни было ещё.
========== Может, поговорим?.. ==========
Виктор застыл и боялся даже вздохнуть, когда безмолвная фигура на троне из костей и черепов пришла в движение. Фарфоровые придворные начали медленно сгибаться в поклоне, дамы замерли в книксенах. Никто не мешало глухому стуку кованых сапог, ступающих по мертвецам. «Ступай легко, ведь ты топчешься по моим грёзам», ни с того ни с сего всплыла в голове строчка. Боясь, что хотя бы скрип шейных позвонковнарушит стук каблуков, он посмотрел на Баюна: тот был больше похож на выточенную из темного дерева скульптуру: фиолетовые и красные лучи резко акцентировали тонкие черты лица, линзы очков обрели ярко красный цвет. Казалось, что его ярко-зеленые глаза сияют откуда-то из глубин самого ада.