Сказка про белого бычка
Шрифт:
— Вот оно что… — задумчиво протянул журналист.
Интересными должны быть эти соревнования, раз верховный жрец хочет столкнуть в них лучшего бойца царства с пришельцами из будущего.
— На-ка, — не обращая внимания на горестные стоны араба, Роман высыпал на ладонь большую часть полученного от Тутухаса золота и протянул пацану. — Я должен твоему папке за бычка. Не успел расплатиться.
Маленькие ладошки, дрожа, приняли желтые кругляши.
— Спасибо, дяденька! Благослови тебя Ахура-Мазда и Божественный Танцор!
— И тебя храни, парень, божественная сила! До скорой встречи!..
Распрощавшись
Мясник, уже воссылавший молитвы Ахура-Мазде за благополучное избавление от разорения, при виде беспокойных покупателей скис и, кажется, даже немного позеленел.
Полный же энергии Садай, для которого рынок и торговля, как и для каждого араба, были вторым после войны утешением жизни, не ограничился простым завершением сделки. С особым тщанием он стал осматривать барана, предназначаемого для жертвоприношения. Не заостренный ли у того хвост, и не черного ль он цвета, не разрезано ли у круторогого ухо и тому подобное.
Несчастный торговец уже и сам был рад приплатить, лишь бы чужаки поскорее закончили. Вокруг снова стала собираться толпа, привлеченная священнодействиями темнокудрого красавчика. А тот, похоже, упивался своей небывалой популярностью.
Роман дивился такой придирчивости арапчонка. Какая разница, какова скотинка на вид. Все равно в расход пускать. Лишь бы пожирнее был, чтоб шашлык и котлеты вкусными вышли. Но, оказывается, внешний вид жертвенного животного имел большое значение. «Порченную», имеющую внешние изъяны жертву бог может не принять.
Поведение жертвы также имело значение. Если она спокойно ждала смертельного удара, значит, небожитель ее принимает. Если, напротив, её приходилось силой тащить к алтарю, то это означало, что божество отказывается от жертвы. Если же она вырывалась, то нужно было ее немедленно убрать.
Вообще-то троице богов — покровителей воинской доблести и охранителей римского государства — Юпитеру, Марсу и Квирину, которым и предназначался баран, положено было приносить в жертву вола или, на худой конец, белого быка. Но в походе такие ритуальные тонкости редко соблюдались, благо, Соран был в первую очередь медикусом, а уж затем жрецом. Но по части внешнего вида и поведения жертвенного животного врачеватель был непреклонен.
— Слушай! — пришла в голову араба блестящая мысль. — А давай-ка мы его напоим.
— Это как? — не понял журналист. — Водой? Тогда почему только этого? Давай обоих.
— Нет, — раздраженно отмахнулся юноша. — Я не о вода. Вином напоим. Чтоб вел себя хорошо.
Он лукаво подмигнул старшему товарищу.
— Я так иногда делать, когда жертва важный. Она ведь для тебя важный?
— Несомненно, — подтвердил Градов, озабоченный судьбой узбеков.
— Хе-хе, — потер руки Садай. — Тогда поить.
Они подошли к винным рядам.
— Какое берем? — спросил русский. — Белое, красное?
— Я больше красный любить, — заявил Зуль-Карнайн. — Но белый дешевле. Берем два бурдюк. Себе — с красный, богам — с белый вино.
— А боги не обидятся? — усмехнулся меркантильности приятеля Градов.
— Так это ж не мой боги, — развел руками юный прохвост. — Моя свои иметь. Скажем Соран, что красное было не подходящий для возлияний.
— Это еще почему?
Садай
— Мы сказать, что красный вино от подрезанный лоза, а другой на весь базар не был. Только этот белый и подходил.
— Ну, если так… — почесал в затылке Роман.
Он был поражен всеми этими ритуальными заморочками. Вот, выходит, как тяжело было угодить древнеримским богам и богиням.
Араб и к выбору вина подошел не просто так, а с фантазией. Для начала он обошел с глиняной кружкой всех торговцев, заставив тех дать ему «по глотку-другому» своего товара для «дегустации». Нечего и говорить, что эти «пару глотков» оказывались чуть ли не полной до краев кружкой.
Если бы Садай по-братски не делился добычей с Романом, а местное вино было бы не сухим, а крепленым, быть бы парню в стельку пьяным. Но Градов зорко следил за товарищем, не давая ему увлечься дегустационным процессом. Глоток — и все.
Сам лишь мочил губы в напитке чисто из познавательного интереса. Любопытно ведь, что пили в Древнем Хорезме. Здешнее спиртное ему не понравилось. Слишком кислое и очень разбавленное водой, почти до безалкогольного состояния.
Остатки вина из дегустационной кружки без лишних разговоров выливались (вернее, заливались) в горло ошалевшего от подобного обращения барана. Тот поначалу сопротивлялся, отчаянно мотал головой, рыл копытами, отрыгивал пойло и все норовил поддеть озорников завитыми тяжелыми рогами. Потом, видимо, вошел во вкус и уже добровольно разевал рот, подставляя его под алую или белую струйку.
После пяти или шести кружек Зуль-Карнайн решил, что пора завязывать с угощением барана.
— А то печень плохой быть, — растолковал напарнику. — Соран подумать, что боги гневаться.
Не забыв прикупить зелени, овечьего сыра и лепешек, они погнали свою скотинку в лагерь. Трезвый барашек вяло трусил по дороге, стараясь найти какой-нибудь листочек для пропитания. Зато поддатый вел себя энергично и агрессивно. Все пытался забодать или укусить сородича. Потом принялся «распевать» лихие песни на своем бараньем языке. Зуль-Карнайн его еле угомонил.
Надо ли говорить, что жертвоприношение прошло на высшем уровне.
Соран, одевший для такого случая новую тогу, покрыл голову свободным куском одеяния. Вздев руки высоко к небу, он обратился к могущественным богам: Юпитеру, Марсу и Квирину, моля их принять подношение и явить свою волю.
Потом мигнул Садаю, исполнявшему сегодня при нем роль камилла — мальчика, помогающего при жертвоприношении, чтоб тот гнал барана.
Животное прошествовало к месту казни важно и с достоинством, словно не на заклание, а для восшествия на Царский трон. Потоптавшись на месте, оно что-то проблеяло и закивало головой, как будто артист после выступления.