Сказка про белого бычка
Шрифт:
— Твоя мудрость безмерна, великий царь, — поклонился сенатор. — Равно как и снисходительность.
— Говорят, ваши воины перед состязаниями прошли неплохую выучку, — беря с золотого подноса кисть винограда, молвил Тутухас. — Вроде как ваш пленник отличился. Тот самый, который спас дочь достойного посла от разбойников…
Услышав такое, мобедан мобед насупился.
— Да? — Квинт Тиней посмотрел на центуриона. — Возможно. Я не интересуюсь, чем занимаются мои пленники.
— Отличный воин! — подтвердил Марк Сервий. — Сражается, как бог. Один десятка
— А отчего он сам не выступает на арене? — удивился царь. — Я бы хотел увидеть этого чудо-бойца.
— Он не римлянин, — поджал губы проконсул. — И не солдат армии Цезаря.
— Так пусть во втором отделении выступит! — с ехидцей предложил Вазамар.
— Посмотрим, — уклончиво ответил посол.
У Валерии Руфины тревожно забилось сердце.
— Ну, парни, не поминайте лихом, — прижав правую руку к груди, поклонился легионерам Мирза.
То же самое проделал и Рафик.
Римляне, за время совместных тренировок уже немного привыкшие к этой странной парочке, сочувственно похлопывали узбеков по плечам, жали руки и желали полной победы и оправдания.
— Мы еще не раз выпить и съесть этот ваш шышлык, — убеждал их чуть не плачущий Зуль-Карнайн.
— Все в воле Аллаха! — закатывал глаза Рахимов. — Молитесь о нас, святой ходжа.
Однако какого-то особого волнения на лицах приговоренных к смерти видно не было. Скорее какой-то веселый фатализм. Не иначе, зелье подействовало.
— Удачи, Мирза, — совершенно искренне пожелал Роман. — И тебе, Рафик, тоже.
Отчего-то он был почти на сто процентов уверен, что у его современников все сложится хорошо. Внутренний голос не предвещал опасности и не бил в набат.
— Рахмат, Роман Валентинович, — поблагодарил нукер. — Простите, если что не так бывало…
— Я извиняться не буду, — прошипел «мишка Гамми». — И прощать тоже ничего не намерен!
Градов понимающе кивнул. Слишком много всего было между ними.
— Береги спину, — посоветовал. — И вообще, у тебя левый бок ослаблен…
— Сам знаю! — огрызнулся хокимов сын.
Труба призывно пропела, возвещая о том, что пора начинать кровавые игры.
Узбеки перелезли через плетень и оказались на арене.
Из калитки на правой стороне ристалища показалась кучка полуодетых людей, в которых нетрудно было признать недавних арестантов. Обшарпанные, хмурые, злобно зыркающие исподлобья на сопровождавших их стражников и улюлюкающих зрителей.
Как ни присматривался журналист, своего приятеля и наставника Фработака он среди зэков не увидел. Наверное, на «десерт» приберегают.
Питерец насчитал десяток хорезмийцев.
Каждый участник состязаний получил в распоряжение три вида оружия. Пилум или серп с широким лезвием на полуметровой рукоятке. На поясе — гладиус. И, наконец, небольшой круглый щит из дерева или сеть. Никаких шлемов, подобий нагрудников или защитных поясов им не выдали.
Противники выстроились в два ряда, формируя пары для схватки. Узбеки стали бок о бок.
— Ай-я-я-я-я-я! — завизжал арестант, стоявший напротив Мирзы,
Он налетел на Рахимова, держа изогнутое лезвие серпа наперевес. «Мишка Гамми» успел извернуться. Острие ужасного оружия просвистело над его головой, пошло вниз. Металл чиркнул по боку парня, стоявшего слева от хокимовского сынка, оставляя глубокий алый след на коже. На какой-то миг серп застрял в теле несчастного. Этим незамедлительно воспользовался Рафик.
В руке нукера блеснул дротик. Хорезмиец заметил выпад и, повернувшись вспять, бросился наутек. Он почти выскочил из зоны поражения, когда его таки настиг удар. Острие пилума глубоко вонзилось в открытую спину сына пустыни, пробив тело насквозь и намертво пригвоздив его к арене.
— Вот это силища! — восхитился малек Артав. — Он точно не демон?
— Боги сказали, что нет, — развел руками Соран Эфесский.
А мобедан мобед на всякий случай начал бормотать себе под нос «Хем но Мазду».
— Первый! — Мирза победно воздел руку с импровизированной секирой к небу, радуясь победе собрата по оружию.
За что и поплатился. Следующий хорезмиец, не успевая нанести укол, хлестким ударом копья чиркнул его по левой щеке. Острие рассекло надбровную дугу, скользнуло дальше. Узкая рваная рана брызнула кровью.
— Ах, ты пи…р! — вскричал «мишка Гамми». — Ну, держись!
Кровь не только залила ему глаза. Темная волна ударила в голову, затуманив зрение. Он потерял связь с реальностью. Неприятели показались Рахимову маленькими и злобными тварями, которых необходимо уничтожить сию же минуту.
Рафик метнул в нахала, осмелившегося обидеть его хозяина, свою сеть. Хорезмиец попытался увернуться, но прочная паутина накрыла его, сковав движения.
В следующее мгновение смертоносный полумесяц Мирзы отделил голову недавнего заключенного от туловища. Окровавленный шар, опутанный сетью, покатился по песку, остановившись у ног обезумевшего узбека. Тот, едва не споткнувшись о голову, тупо глянул на нее и, видимо, приняв за футбольный мяч, наподдал, отправляя ее в толпу сражающихся друг с другом мужчин.
Дерущиеся застыли, с ужасом взирая на жуткий предмет. Эту заминку тут же употребил Рафик, подхвативший с песка дротик, оброненный обезглавленным хорезмийцем. Почти не целясь, метнул копьецо в человеческую массу. Естественно, смертоносное жало тут же нашло жертву, впившись в грудь совсем еще юного паренька, почти мальчика. За что он угодил в смертники? Украл ли чужой кошелек, подверг насилию девушку, убил ли человека? Кто его знает. Но, безусловно, рано было ему еще умирать.
Оттолкнув агонизирующего юношу, на лице которого застыло выражение крайнего удивления, смешанного с обидой: как, неужели это со мной такое происходит, Мирза ворвался в гурьбу хорезмийцев, размахивая серпом и кинжалом. Щит он уже давно отбросил за ненадобностью. Вернее, метнул им в ватагу противников, расшибив до крови чью-то голову. В кого попал, Рахимов даже не обратил внимания.