Сказка Востока
Шрифт:
— Так-то оно так, — оправдывается наставник, тоже в повинную позу стал. — Однако кто каждую ночь пьянствует, пиры до утра устраивает? А на носу священный месяц рамадан. Будем совершать намаз до самого вечера. Бог милосерден, все нам простит.
— О-о! — взмолился Повелитель. — Я себя очень скверно чувствую, я болен. Иди, помолись за меня, мой любимый учитель, а я, как только мне полегчает, присоединюсь к тебе. Ой-ой-ой, вновь глазам больно и темно.
— Вот видишь, болен, — заботлив духовный наставник. — Я тебе расскажу древнюю мудрость для обретения и сохранения здоровья. Слушай. Четыре
— Боже, какие старухи?! — скрывает едкую усмешку Повелитель, а Молла Несарт как бы про себя прошептал:
— Он больше к мальчикам стал тяготеть.
А духовный наставник, между тем, как проповедь, хорошо поставленным голосом продолжает:
— Четыре, которые возвращают сердце к жизни: практический ум, знающий учитель, верный товарищ и приятная жена. И, наконец, четыре, которые губят его: холод, жара, удушливый дым и боязнь несчастливых чисел.
— Таких как возраст? — спросил Повелитель.
— В том числе, — ответил учитель.
Вопреки наставлениям Великий эмир и последующую ночь провел в привычном безудержном загуле, правда, наутро опять занемог. Вновь знахари кружились вокруг него, многочисленная свита стояла в молчаливом прискорбии, пытаясь всем видом выказать свое сочувствие.
— Мог бы я свои глаза отдать Вам, о Властелин мой, — ни секунды бы не думал, с удовольствием отдал, — так, с яркой пылкостью говорил только что назначенный молодой министр финансов.
— Еще успеешь, — бесстрастно процедил Повелитель и, пытаясь оглядеть свиту: — А где этот старик, Несарт? А-а, иди ко мне, — издевка в его голосе. — Я сегодня на полчаса позже встал, а пред глазами мгла.
— Повелитель, — учтиво склонился Молла. — Всевышний, хвала ему, в Коране сказал, и твой учитель вчера говорил: «Свет моих очей — молитва». Откажись от грешных привычек и все.
— Замолчи! — рявкнул Властелин. — Из-за своих стараний ты, в конце концов, лишишься своего грязного языка.
— «Все старания будут отблагодарены» — записано в Коране, — как обычно, не унимался Молла Несарт.
— Отнять у него пайзцу, вышвырнуть отсюда, — в гневе рявкнул Повелитель. — Я с тобой скоро разберусь, — вслед уволакиваемому старику кричал он.
А старик и в этой ситуации не сдавался.
— О Повелитель, Повелитель, не торопись, — кричал он, — я знаю истинную причину твоей хвори.
— Отставить! — постановил Тамерлан. — Сюда его!
Как его притащили, так и стоял Молла Несарт на коленях, но глаза его прямо глядели в лицо
— Не за свою шкуру пекусь, — тихо вымолвил он, — обсерваторию, науку спасать надо.
Несарт еще что-то хочет сказать, но Великий эмир его грубо оборвал:
— Хватит нести чушь! В чем причина? Молла тяжело вздохнул, опустил взгляд:
— Грех на себя беру.
— Говори!
— Хворь — от безделья. Твоя жизнь — поход.
— Ты прав, ты прав, старик! — вскочил Тамерлан, обнял Моллу. — Вернуть ему пайзцу. Расставить шахматы. Военный совет сюда! Будем играть и я буду думать. Хе, а мне уже легче стало.
Сбоку от шахматного поставили еще один роскошный стол, а на нем все яства мира, — Властелин по ходу игры завтракает, тут же ведет совет.
— Впереди священный месяц рамадан, нельзя воевать, одумайся, — на своем настаивает духовный наставник.
— Вот именно, мой учитель, — оправдывается Тамерлан, — на священную войну иду, на борьбу с неверными гяурами.
— Куда ж ты держишь путь?
— Индия, — был сделан приговор древней цивилизации.
— Ведь это мусульманская держава! — воскликнул учитель.
— Они исказили ислам, — тверд ответ Повелителя. — Лучше благослови меня на священное дело.
В период расцвета Халифата арабы дошли только до берегов Инда. Проникновение ислама в Индию произошло гораздо позднее. Это тюрки завладели афганской провинцией Газни, и оттуда потомок Газневи — Махмуд — предпринял множество походов в Индо-Гангскую долину и основал мусульманскую империю со столицей в Дели. Его династии наследовали другие тюркско-афганские феодалы. Потом правили Мамлюки (1206–1290), Хальджи (1290–1321) и, наконец, Тоглукская династия (1321–1414). К концу XIV века власть Тоглуков ослабла. Если до этого они владели почти что всем субконтинентом, то в результате мятежей многие южные провинции отпали.
Посредством своих многочисленных шпионов Тамерлан знал, что в столице Дели сидит слабый, безвольный правитель Махмуд-шах II (1392–1412), который находится в зависимости от собственного визиря Маллу Икбаля.
Без сильного правителя в Индийской империи не прекращались смуты и раздоры. И Повелитель знал, что это уже не великая империя, а ее тень. Делийское царство жило рентой с былого авторитета, а также благодаря своим несметным богатствам, быть может, не имевшим себе равных во всем мире. Вот это и привлекало Великого эмира в столь трудный путь.
В самом Самарканде подготовка к индийскому походу популярностью не пользовалась. Старая воинская элита уже устала от войн: сорок лет в походах, хотелось под старость спокойно пожить. И они, пожалуй, впервые воспротивились, откровенно выступили против похода. Это пассивное сопротивление старой гвардии выводило Тамерлана из себя. Вот что по этому поводу написано в автобиографии Повелителя мира: «Я так сильно желал завоевания Индустана, что ничто уже не могло меня отвратить от этого замысла. Я дал недовольным эмирам такой ответ: [122]«Я обращусь к Корану, я хочу знать волю Аллаха относительно ведения войны, чтобы сообразоваться с нею в своих действиях». Амиры одобрили мою мысль. Открыв Священную Книгу, я попал на следующий стих: «Пророк, веди войну с небрежными и беззаконными».