Сказка

Кинг Стивен

Я думал, что хочу на свободу. Мне не хотелось умирать в этой сырой камере или на арене ради удовольствия Элдена и его подхалимов, не хотел я и того, чтобы умер еще кто-нибудь из моих товарищей по заключению. Нас осталось всего пятнадцать. Как я понял, Галли был еще жив, пока продолжался банкет. Двое серых людей унесли его после завтрака на следующее утро под присмотром ночного солдата, которого звали Леммил, или Ламмел, или, может быть, даже Лемюэль. Для меня это не имело никакого значения. Я хотел убить его.

Хотел убить их всех.

— Если правда есть способ справиться с ночными солдатами,

тебе лучше придумать его поскорее, Принси, — сказал Аммит после того, как Галли унесли. — Не знаю насчет Губителя Летучих, но эта его сучка, эта Петра, не захочет долго ждать еще одного смертоубийства. Ее это заводит.

«Заводит» было не совсем тем, что он сказал, но очень походило на правду.

На ужин вечером после банкета были куски полусырой свинины. От одного взгляда на нее меня чуть не вывернуло, и я уже хотел выбросить свой кусок в отхожее место. Хорошо, что я этого не сделал, потому что внутри была еще одна записка Перси, написанная тем же бисерным почерком грамотея: «Отодвиньте высокий шкаф. Там дверь. Она может быть заперта. Уничтожьте это. Готовый служить вам Персиваль».

Мне хотелось большего, но пришлось удовольствоваться этим. И вообще все это имело бы значение только в том случае, если бы мы могли добраться до комнаты администрации. Мы смогли бы справиться с гибкими хлыстами, если бы справились с сиянием, окружавшим наших охранников. Но допустим, что мы это сделали.

Могли бы мы убить их, если они были уже мертвы?

4

Я с ужасом ждал завтрака на следующий день, зная, что если Перси принесет сосиски, то второй раунд состоится прежде, чем у меня появится хоть какое-то представление о том, что делать с этими синими парнями. Но нам дали большие оладьи, политые сиропом из каких-то ягод. Я поймал свой, съел его, потом воспользовался чашкой с отверстием на дне, чтобы смыть сироп с рук. Йота смотрел на меня сквозь прутья своей камеры и облизывал пальцы, ожидая, когда Перси уйдет.

Когда это случилось, он сказал:

— У нас есть еще один день, чтобы раненые немного подлечились. Если второй раунд состоится не завтра, то он будет послезавтра. Самое большее, через два дня.

Он был прав, и все они зависели от меня. С их стороны было не слишком умно довериться старшекласснику, но нужен был мессия, и они выбрали меня.

В своей голове я услышал голос тренера Харкнесса: «Упади-ка и сделай двадцатку, не занимай зря место».

Поскольку у меня не было никаких идей и я чувствовал, что зря занимаю место, я так и сделал: расставив руки, стал медленно отжиматься, сгибая руки, чтобы коснуться подбородком каменного пола, а потом так же медленно выпрямляя их.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Стакс, прислонившись к решетке и наблюдая за мной.

— Это успокаивает.

После преодоления первоначальной скованности (и ожидаемого протеста тела, когда от него требуют серьезной нагрузки) это всегда помогает. Отжимаясь, я думал о сне: Лия держит фиолетовый фен моей матери. Вера в то, что ответ на мою проблему — нашу проблему — скрывается во сне, несомненно, была магическим мышлением, но я попал в волшебное место, так почему бы и нет?

Вот

маленькая побочная заметка, которая на самом деле вовсе не является побочной — поэтому ознакомьтесь с ней. Летом перед седьмым классом я прочитал «Дракулу». Это я тоже сделал по настоянию Дженни Шустер незадолго до того, как она и ее семья переехали в Айову. Я собирался почитать «Франкенштейна» — взятого в библиотеке, — но она сказала, что это скучно: плохо написанный текст в сочетании с кучей философской болтовни. «Дракула», по ее словам, был в сто раз лучше — самая крутая из когда-либо написанных историй о вампирах.

Не знаю, была ли она права насчет этого — трудно слишком серьезно относиться к литературным суждениям двенадцатилетней девочки, даже если она поклонница ужасов, — но «Дракула» оказался классным. Даже спустя долгое время после того, как все эти кровососы, колья, вбитые в сердца, и мертвые рты, набитые чесноком, улетучились у меня из головы, я помнил кое-что, сказанное Ван Хельсингом о том смехе, который он назвал «Королем Смеха». Он сказал, что этот Король Смеха не стучался, а просто ворвался внутрь. Вы знаете, что это правда, если когда-нибудь видели что-то настолько смешное, что не могли удержаться от смеха не только в тот момент, но и каждый раз, когда вспоминали это. Думаю, истинное вдохновение приходит так же. Нет никакой связи, на которую вы могли бы указать пальцем, сказав: «О, конечно, я думал об этом, и это привело меня к этому». Вдохновение не стучится в дверь.

Я сделал двадцать отжиманий, потом тридцать, и как раз в тот момент, когда собирался закончить, ударила молния. В какой-то момент идеи не было, а в следующий она уже появилась, причем вся целиком. Я встал и подошел к решетке:

— Я знаю, что мы будем делать. Не знаю, сработает ли это, но ничего другого у меня нет.

— Расскажи, — попросил Йота, и я рассказал ему о мамином фене, но он не понял — там, откуда он родом, женщина с длинными волосами после мытья сушит их на солнце. Впрочем, остальное он ухватил сразу. Как и Стукс, который слушал из соседней камеры.

— Расскажите остальным, — сказал я. — Всем.

Стукс приложил ладонь ко лбу и поклонился. От этих поклонов у меня все еще пробегали мурашки по коже, но если это могло удерживать их вместе, я терпел бы их до тех пор, пока не смог бы снова стать обычным школьником. За исключением того, что на самом деле не думал, что это произойдет, даже если я переживу все это. Некоторые изменения необратимы.

5

На следующее утро на завтрак были сосиски.

Обычно Перси, обслуживая нас, молчал, но в то утро ему было что сказать. Правда, слов было мало.

— Йе, йе, — что, как я понял, означает «ешь, ешь».

Все получили по три сосиски, а я четыре, и не только потому, что был принцем Глуби Малейн. В каждую была воткнута деревянная спичка с выпуклой серной головкой. Я сунул две в один из своих грязных носков и еще две в другой. У меня была идея, для чего они могут понадобиться. Я надеялся, что это сработает.

6

Снова последовало мучительное ожидание. Наконец дверь открылась. Вошел Аарон вместе с Леммилом — или как там его звали, — и двумя другими.