Сказка
Шрифт:
— Я уже слышал что-то похожее, когда вы были в больнице, но не так громко.
Он втолкнул меня на кухню, а потом последовал за мной, чуть не споткнувшись о Радар, жмущуюся к его ногам.
— Оставайся здесь. Я обо всем позабочусь.
Он захлопнул дверь во двор, а потом, шаркая и прихрамывая, пошел в гостиную. Радар последовала за ним, прижав хвост. Я услышал его бормотание, потом проклятия, за которыми последовало натужное кряхтение. Когда он вернулся, в руках у него был револьвер, который я просил его принести сверху. Но не только револьвер — еще он нес большую кобуру, которая крепилась к черному кожаному поясу, украшенному серебряными ракушками. Все это выглядело как реквизит
111
Перестрелка у корраля О'Кей (Gunfight at the O.K. Corral) произошла 26 октября 1881 года в городе Тумстоун в Аризоне, прославилась благодаря участию в ней одного из героев Дикого Запада, шерифа Уайета Эрпа, стала темой многих фильмов и телепередач.
— Сиди здесь.
— Мистер Боудич, что… вы не можете…
— Сиди здесь, черт возьми! — он схватил меня за руку так сильно, что стало больно. Он дышал быстро и хрипло, часто вдыхая, — И успокой собаку.
Он вышел, захлопнув за собой дверь, и боком спустился по ступенькам. Радар прижалась головой к моей ноге, поскуливая. Я рассеянно гладил ее, глядя в окно. На полпути к сараю мистер Боудич сунул руку в левый карман и достал связку ключей. Выбрав один из них, пошел дальше, вставил ключ в большой висячий замок, а потом вытащил револьвер 45-го калибра. Он повернул ключ и открыл дверь, нацелив револьвер вниз под небольшим углом. Я ожидал, что на него что-то или кто-то бросится, но этого не произошло, хотя я увидел, как что-то черное и тонкое мелькнуло внутри и исчезло. Мистер Боудич вошел в сарай и закрыл за собой дверь. Ничего не происходило в течение долгого-долгого времени, которое на самом деле не могло длиться дольше пяти секунд. Потом раздались два выстрела. Стены сарая, похоже, были очень толстыми, потому что звуки, которые должно были звучать оглушительно в замкнутом пространстве, дошли до меня парой негромких глухих шлепков, похожих на удары кувалды, завернутой в войлок.
Ничего не могло быть длиннее этих пяти секунд, больше похожих на пять минут. Меня удерживали на месте только повелительный тон мистера Боудича и его свирепый вид, когда он велел мне сидеть здесь, черт возьми. Но в конце концов даже это не смогло меня сдержать. Я был уверен, что с ним что-то случилось. Как только я распахнул дверь кухни и вышел на заднее крыльцо, дверь сарая открылась и оттуда появился мистер Боудич. Радар пулей пронеслась мимо меня без всяких признаков артрита и помчалась к нему, когда он со щелчком водрузил на место висячий замок. Хорошо, что он это сделал, потому что замок был единственным, что удержало его от падения, когда Радар налетела на него.
— Лежать, Радар, лежать!
Она легла на живот, бешено вращая хвостом. Мистер Боудич вернулся на крыльцо гораздо медленнее, чем спускался, заметно прихрамывая на больную ногу. Один из его шрамов открылся, и кровь сочилась из него темно-красными каплями, напомнившими мне рубины, которые я видел в задней комнате у мистера Генриха. Он потерял одну из своих «шаркалок».
— Помоги мне, Чарли, — прохрипел он. — Чертова нога прямо горит.
Я закинул его руку себе на шею, схватил за костлявое запястье и почти потащил его вверх по ступенькам в дом.
— Кровать. Нужно лечь. Не могу отдышаться.
Я отвел его в гостиную —
— Господи Иисусе, Говард, что это было? В кого вы стреля…
— Кладовка, — сказал он. — На верхней полке. За бутылками с маслом «Вессон». Виски. Вот столько, — он слегка раздвинул большой и указательный пальцы. Они дрожали. Он и раньше казался бледным, но теперь, когда румянец совсем исчез с его щек, он походил на мертвеца с еще живыми глазами.
Я пошел в кладовку и нашел бутылку «Джеймсона» [112] там, где он сказал. Несмотря на мой рост, мне пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до нее. Бутылка была пыльной и почти полной. Хоть я и был взвинчен — напуган, почти в панике, — запах спиртного вызвал в памяти омерзительные воспоминания об отце, когда он валялся на диване в отключке или блевал, склонясь над унитазом. Виски пахнет не так резко, как джин, и все же пахнет. Да и весь алкоголь для меня пахнет одинаково — печалью и потерей.
112
«Джеймсон» (Jameson) — одна из самых популярных марок ирландского виски.
Я налил немного в стакан для сока. Мистер Боудич выпил, поставил стакан на стол и закашлялся, но краска вернулась на его щеки. Он расстегнул пояс и развязал веревки на бедре.
— Убери от меня эту гребаную штуку.
Я потянул за кобуру, она скользнула вниз вместе с поясом, и мистер Боудич невнятно выругался, когда пряжка, должно быть, оцарапала ему поясницу.
— Что мне с ним делать?
— Брось под кровать.
— Где вы взяли этот пояс? — спросил я. Я раньше никогда его не видел.
— Там, где мне его дали. Просто сделай это, но сперва перезаряди револьвер.
На поясе между ракушек были петли для пуль. Я повернул в сторону барабан револьвера, заполнил два пустых патронника, спрятал револьвер в кобуру и положил под кровать. Мне казалось, что я сплю наяву.
— Что это было? Что там?
— Я расскажу тебе, — сказал он, — но не сегодня. Беспокоиться больше не о чем. Возьми это, — он дал мне свою связку ключей, — и положи вон на ту полку. Дай мне две таблетки оксиконтина, а потом я пойду спать.
Я принес ему таблетки. Мне не нравилось, что он принимал такие сильные таблетки после виски, но после всего это было не так уж страшно.
— Не ходи туда, — сказал он. — Возможно, позже, но сейчас даже не думай об этом.
— Это то место, откуда берется золото?
— Все не так однозначно, как говорят в мыльных операх. Я не могу рассказать об этом сейчас, Чарли, и ты не должен говорить об этом никому. Вообще никому. Последствия… Я их даже представить не могу. Обещай мне.
— Обещаю.
— Вот и хорошо. А теперь иди и дай старику поспать.
Обычно Радар с удовольствием спускалась со мной с холма, но в ту субботу она не отходила от мистера Боудича. Я отправился домой один и приготовил себе сэндвич с ветчиной на «Чудо — хлебе» — закуску чемпионов. Мой отец оставил записку, в которой сообщал, что уехал к девяти на встречу «Анонимных Алкоголиков», а потом останется поиграть в боулинг с Линди и парой других коллег по трезвости. Я был рад. Я в любом случае сдержал бы обещание мистеру Боудичу — «последствия я даже представить не могу», сказал он, — но почти уверен, что папа все равно увидел бы что-то по моему лицу. Теперь, в состоянии трезвости, он стал очень чувствителен к подобным вещам. Обычно это хорошо, но в тот день это было плохо.