Сказки Бернамского леса

Ершова Алёна

Обида обожгла слезами. Он не простил, утянул на дно озера Перерождений, а теперь глумится. Пусть так, она не желает больше сражаться против. Видимо, не судьба.

Этэйн расслабилась и вдохнула. Но вместо ледяной воды, легкие наполнились воздухом. От неожиданности она закашлялась и открыла глаза. Первое, что она увидела было белое как полотно лицо Мидира.

— Убью, если еще раз вздумаешь умирать! — прорычал Лесной Царь и притянул ее к себе.

Этэйн всхлипнула и осмотрелась. Они сидели посреди зала Эмайн Маха, в липкой луже крови. Лиф платья, руки и все кругом было перепачкано, но раны в груди не было. Король и все придворные замерли восковыми куклами. Даже фигурка от игры в хидфелл, упавшая

с доски, застыла в воздухе.

— Но как?

— А вот так, — на королевском троне, закинув ногу на ногу сидел бард Эхтирн и крутил на пальце кованый ключ. — Я победил в споре, малышка Дани проиграла.

Этэйн нахмурила лоб, вспоминая разговор на Яблоневом острове.

— Это вы про ту загадку, где верным ответом является любовь?

— Пффф, — тот, кто принял облик барда, небрежно махнул рукой, ловко поймал ключ и соизволил продолжить мысль. — Нет, загадка, это наша старая шутка с Дани. Она каждый раз так мило заводится и злиться. Любо-дорого смотреть. А спор. Спор был прост, как космическая пыль. Что сильнее порядок или хаос? К чему стремиться мир и все живое в нем. Я говорил, что высшая форма всего сущего порядок, и нет ничего более упорядоченного, чем смерть. В конечном итоге все живое стремиться к ней, предварительно обзаведясь потомством, дабы и оно могло пройти свой путь, а Дани несла какую-то чушь про энтропию, крылья бабочки, вызывающие ураган и прочее. Ругались мы долго, а потом еще столько же искали на ком проверить свои доводы. Решили взять двух обычных туатов с разных концов земли. Сделать их непримиримыми врагами и страстными любовниками. Дабы посмотреть, какая из сил победит: созидания или разрушения. Но Дани схитрила, и вместо обычной сиды подсунула свое земное воплощение. Впрочем… я сделал так же. Но потом меня заняли совсем иные вещи, и я отвлекся ненадолго. Дани же… — он сокрушенно покачал головой. — Не знаю, увлеклась и забыла о том, что на катящемся камне не растет мох. Впрочем, она всегда была азартной… Так или иначе, но те силы, что ей были даны на создание туатов, она растратила на их изменение. Вот и доигралась… Ладно, пусть теперь сама думает, как заставить яблони плодоносить. У меня же новая забава. Король Эохайд и заковыристое проклятье с призванием Лорда Смерти в судьи. Что ж, Кернунн. Ты был в своем праве и в отличие от Эохайда трижды, где мог лишить жизни — попытался спасти. Поэтому я принимаю твое проклятье. Эмайн Маха отныне и до исполнения завета будет темницей короля Ирина. Сам он с сего дня пусть умирает каждую ночь и возрождается с первыми лучами солнца. И будет так, пока не спасет три жизни.

Эхтирн подул в ключ, и звук, что разнесся по залу, изменил его до неузнаваемости. Исчезли все слуги и придворные, ткани истлели, стены посерели и обросли мхом.

— Вот теперь все, — Лорд Смерть поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

— Погодите! — подскочила Этэйн, — А как же ребенок, как же я? Что я теперь такое? Не человек, ибо человек не способен уйти в Потаенный мир и вернуться без ран. И не туата точно. Я не чувствую силу стихий.

Смерть улыбнулся по-отечески, в уголках его глаз засветились лучики морщин.

— Ты, моя награда. Поэтому я смело оставляю тебя с Мидиром, — произнес он мягко, и видя непонимание на перепуганном лице, покачал головой. — Не поняла еще? Знаешь женщин из Ши? Хранительниц человеческих родов? Никогда не интересовалась откуда берутся сладкоголосые прачки — предвестницы смерти и отчего они не поминают Дану, как иные туаты? Я тут подумал на досуге, что им нужна своя королева… Как тебе такая роль, госпожа Этэйн Ши? Кстати, родится малышка, тоже будет Ши, а дальше сами разберетесь.

И не дожидаясь пока удивление на лицах двух сидов выплеснется гейзером вопросов, растаял в белесом тумане.

Эпилог

—

Ты зачем это сделала?! — Голос Хозяина Холмов бился о стены зала и громом обрушивался на неудачливых свидетелей его гнева. У миниатюрной женщины, стоявшей напротив, лишь слегка растрепалась сложная прическа. Несколько пепельных прядей игриво упали на лицо.

— Все дорогой. Слуги разбежались в страхе, можешь прекращать яриться. Сеорикс, любимый, твой гнев пьянит меня, и скоро я буду не способна на разумный разговор.

— Разумный?! Разумный? Айлин, мне порой кажется, что ты и разум находятся по разные стороны мирозданья…

— А потом ты вспоминаешь, что я туата нечестивого двора, королева сидов темной стороны луны, и все встает на свои места.

Сида всегда тонко чувствовала, когда ярость мужа утихала и можно было начинать осмысленный диалог. Она присела на край резного кресла, взяла руку мужа, больше привыкшую к рукояти меча, чем к перу или струнам лютни и поцеловала ладонь.

— Не сердись, так было нужно.

— Кому? Эохайду? Мидиру? Или ты думаешь, что наш сын не совладал бы с женщиной?

— Мало чести в войне с женщиной. Еще меньше в победе над ней. Мидир несомненно бы справился с Фуамнах и защитил бы Этэйн. Но я пришла первой. Так захотела внучку проведать, что невмоготу стало. — Сида прикрыла хитрые глаза веером ресниц.

— И ты думаешь, я поверю, что в тебе резко проснулась бабушка? Мне ждать печеных калачей и тряпичных кукол?

Сида расхохоталась в голос, и стены Зала под холмом замерцали сотней огоньков. Сеорикс окончательно успокоился, понимая тщетность гнева на супругу. Айлин всегда поступала как считала нужным. И никогда ее действия не шли во вред Сиду, дивным и семье.

Отсмеявшись Айлин положила уже серьезно:

— Ты не хуже меня знаешь, что, проще выиграть ту войну, которую не успели развязать. Когда Мидир вернулся в первый раз и укрылся в твоей берлоге, мне стало понятно, что свадьба с Фуамнах не состоится. Жаль, что сама дева древ отказывалась признавать очевидное. К чести нашего сына, он перед тем, как ехать отбивать у короля Ирина свою нареченную, все же поговорил с невестой и расторг помолвку. Фуамнах получила немало. Восточный ольховый молодняк, на мой взгляд, куда полезней нелюбящего мужа. Увы, молодая туата, считала иначе. Она приходила ко мне, просила повлиять на Мидира.

Сеорикс на это лишь хмыкнул. Проще было голыми руками выкорчевать многовековой дуб, чем переубедить упрямого сына.

— Естественно я ничего подобного делать не собиралась и посоветовала Фуамнах заняться молодой ольховой порослью. Даже объяснила ей, что связь древних туатов не способны разрушить ни смерть, ни боги. А от времени и невзгод она лишь крепнет. Увы, моего красноречия не хватило. И ветер донес мне запах ее гнева. Но слова не действия, за них не карают. К деве древ я приставила фея, способного умело прятаться как при дневном свете, так и в бликах луны. Дети вернулись, сыграли свадьбу. Год все было спокойно.

— Но фея ты не отозвала? — Сеорикс знал, каким будет ответ супруги, но ему всегда нравилось наблюдать за ходом ее мыслей.

— Нет конечно. И не планировала даже. Месть — это холодное блюдо, и, честно говоря, я разочарована. Думала Фуамнах проявит себя лет через сто и более изыскано. А не так… Порой мне кажется, что у туатов благочестивого двора напрочь отсутствует фантазия. Ладно, ладно. Не хмурься. Так или иначе, Фуамнах пришла к Этэйн, когда Мидира не было дома. И не просто так пришла, а с проклятым прутом, способным превратить в бестелесную стихию любого дивного. Уж где она взяла такой, вопрос второй, — Айлин довольно улыбнулась, и Хозяин Холмов отметил, что его-то супруге фантазии не занимать. Конечно, зачем ждать сотню лет, когда можно управить все гораздо быстрее.