Сказки Бурого Медведя
Шрифт:
Постоял немного, будто в растерянности, попытался меч из ножен вынуть, да не получилось чего-то. Пошарил он под ногами, камень нашёл, им по ножнам постучал, а потом резко развернувшись запустил его в куст, где послышался удар о что-то мягкое и слабый стон. Подскочив туда, он увидел отца Карлиона с разбитым в лепёшку, окровавленным носом:
— Ой! Это вы, отец Карлион? Вы тут чего, по нужде присели? Так нужник-то вон, рядом почти. Приспичило, что ли? Надо сказать, пахнет от вас нехорошо, а штаны не сняты, видимо не успели всё же? Ой, а с лицом у вас что? Я вроде в угол амбара метил, почудилось, мелькнул
Отведя отца Карлиона в больницу и сдав дежурившему там брату, он вернулся к Ясне.
— Вот же неслух! А коли ещё кто за тобой следит?
— Так ты его вмиг увидишь. Нешто промолчишь? — деланно удивился Яробой. — Ты лучше вот что, бежать тебе надо. Я выпущу тебя и выведу из города.
— После такого и тебе в городе не жить.
— Ну и пусть! С тобой уйду. Тяжко мне тут стало. Противно. Видно, околдовала ты меня, ведьма. Только лучше я твоё колдовство приму, чем тут останусь.
— Не сделала я ничего плохого. Коли побегу, так и подумают, что виновна.
— Так не вина им твоя нужна, а пытки на тебе опробовать и сжечь на костре, для назидания всем другим ведьмам и колдунам.
— Значит, урок мне такой дан.
Тут вдруг ветер поднялся, да такой, что в застрехах завыло. Отвернулся Яробой от окошка, а в него ветром три жёлудя занесло. Подняла их Ясна и обрадовалась сначала, да потом задумалась — почему Малёк их не сам принёс? И опять беду сердце почуяло.
— Иди, воин, знак мне был. Надо делом заниматься, чтобы выстояла я в бою сём. Иди!
Понял Яробой, что серьёзное что-то произошло, попрощался и к себе ушёл.
Не дал дед Мальку долго поспать. Лишь звёзды гаснуть стали, и поднял. На столе уже стоял горшок каши, крынка молока и краюшка хлеба. Малька ещё покачивало со сна, но понимание того, что надо идти, придавало сил. Он давно знал, что лучшее средство от сна — это снег. А потому без разговоров, шатаясь, вышел на мороз и стал обтирать снегом лицо. Когда он уже умытый сел за стол, дед уселся напротив и молвил:
— Думал я тут, пока ты спал, да на огонь в печи смотрел. Тот огонь мне и поведал, как быть. Не помню, чтобы кто-то пытался Дуб будить. Неизвестно, чем это выйдет ещё. Вдруг он возьмёт да и рассердится? Тогда всему делу навредишь. Спросонья оно знаешь, и ребёнок ударить может. А тут Дуб! Поэтому, вот что делать надо. Всё равно нам Мары не миновать, ибо её нынче время, а значит, не позволит она сейчас в свои дела вмешиваться. Посему — пойдёшь ты к ней и попросишь, чтобы она сама Дуб разбудила! Оно, так и честь соблюдём, и Дуб, коли что, с ней помягче, думаю, будет!
— Да, дедушка, здорово ты придумал. Осталось только Мару найти, уговорить, а потом назад вернуться. Может подскажешь, где мне Мару-Смерть сыскать?
— А ты не ехидь! Раз говорю, значит знаю! Пойдёшь к Дубу, там на корни его сядешь, а оттуда пойдёшь туда не знаю куда. Будет там лошадей табун. Найдёшь в нём белую кобылицу, прыгнешь ей на спину, ухватишься за гриву! Будет она сбрасывать тебя — не падай! Будут другие лошади тебя сманивать — не верь им и не гляди на них. Только на белой кобылице держись! Только её погоняй да пришпоривай! Это Мары кобылица,
— Труден путь, да нешто у меня обратная дорога есть, дедушка? Коли Ясну не спасу, как дальше жить буду? Лучше уж сразу с Марой переведаться.
— Молодец, Малёк! Ступай к Дубу.
Долго ли, коротко ли Малёк по сугробам к Дубу шёл, но добрался наконец. На корни уселся, стал думать, куда же ему дальше-то? Да вот беда, куда ни подумает, всё знает направление. Думал-думал да вспомнил, что Ясна говорила, чтобы от Дуба знания получить. А дай и я попробую?
— По Дубу вверх, по Роду вниз, ко мне сейчас ответ явись!
Только он это произнёс, как тут же куда-то и провалился!
Точно! Место совсем незнаемое… тут темно… там красно… а здесь вроде как зеленеется. Огляделся Малёк, освоился, смотрит, лошади проноситься стали, одна, другая, третья… вот уже целый табун их кружится, да всё разные. Есть красивые, есть клячи, а есть и совсем уродины. Вот появилась белая кобылица. Бежит — под ней земля трещит! Где гривой махнёт, там снег сыплется! Где копытом ступит, там узоры морозные вяжутся! Залюбовался Малёк, чуть мимо её не пропустил, да опомнился вовремя. Запрыгнул он ей на спину, схватился за гриву — и сидит как влитой. Пыталась сбросить его кобылица, да не вышло. Тогда другие лошади, одна другой краше да быстрее, стали заманивать на них прокатиться! Но помня дедов наказ, стал Малёк белую кобылицу пятками по бокам колотить-молотить. Взвилась кобылица вихрем снежным и поскакала куда-то, да так, что всё мелькало по сторонам, и Малёк ничего не увидел вовсе, да и смотреть-то некогда было, лишь бы на спине удержаться!
Но вот со всего маху встала кобылица как вкопанная! Не удержался Малёк, слетел с неё да кубарем покатился, а как остановился, так сапоги перед носом увидел. Поднял глаза, а перед ним сама Мара стоит! Красоты неписаной! Ножкой притопывает! Бровки соболиные хмурит:
— Ты почто, человече, кобылицу мою гоняешь? Вот как дохну на тебя, так вмиг инеем рассыплешься!
— Прости меня, Мара-Смерть! Не от безделья я сей путь проделал, не удаль глупую показать! А по делу большому да важному!
— Говори, что за дело! — хмурится Мара. — Да смотри, коли не покажется оно мне важным, так пропадёшь как былинка!
— Не о себе пекусь я. Сестрица моя Ясна в беду попала! Просила она желудей Дуба Родова принести, а он спит сейчас непробудным сном. Как я их у него попрошу? Помоги мне, Мара! Разбуди Дуб!
— Рассказывал мне Дуб про сестрицу твою. На ней и правда большая ноша висит. Ей роком назначено важные дела сделать. Как тут не помочь? Вот только не буду я, царица хлада, делать это просто так. Коли останешься у меня на службу, так сделаю. Коли нет, так и иди себе откуда пришёл.