Сказки для Катастрофы
Шрифт:
– Тот, кого она ждёт… он так и не пришёл?
– Ожидание счастья – уже само по себе счастье.
– Ты же выполняешь желания…
– Она не просит. Никогда ничего не просит.
– Лохматый… у меня есть желание.
– Не все желания должны выполняться.
– Думаю, это – должно.
– Говорят: лучшее – враг хорошего.
– Я хочу.
–
– Да.
– Ну что ж… Твоё желание осознанно.
На дороге показалась какая-то фигура. Человек шёл неуверенно, припадая на левую ногу. Его руки были безвольно опущены, ладони вывернуты наружу, пальцы переплетены, левое плечо ниже правого. Вытянутая голова, покрытая редкими волосами, была задрана кверху. Щёлки-глаза под низким лбом, полуприкрытые напухшими веками, ничего не выражали. Под ними был приплюснутый нос-пуговка и слюнявый рот с редкими мелкими зубами.
Увидев пришельца, тётя Маруся, вскрикнула, на мгновение замерла, затем бросилась к нему и стала покрывать поцелуями его безобразное лицо.
– Боже мой, кто это?! – в ужасе вскрикнула Катастрофа.
– Это её сын Юра. Он таким родился. В роддоме ей посоветовали от него отказаться. Она этого не сделала. Её бросил муж, отвернулись родственники. Она осталась одна с ребёнком. С трудом сводила концы с концами. Чтоб не оставлять сына надолго одного, устроилась на неполный день техничкой в школу. Убирая за чужими детьми, она наблюдала, как с ними работают учителя. Потом дома делала всё, чтобы пробудить в сыне хотя бы искру разума. Ей многое удалось – врачи удивлялись, как много умел тяжёлый больной с синдромом Дауна. Он был добрым, любил животных, любил сидеть у воды с удочкой. Когда ей сказали, что его больше не будут искать, она слегла. Врачи её спасли – не дали умереть её телу. Оно так и живёт в двадцать втором женском отделении психиатрической больницы. Сама же она поселилась здесь, – помолчав, он добавил: – В юности она мечтала научиться играть на виолончели.
– Зря я пожелала… Лучше б она продолжала ждать.
– Кто знает, кто знает… – задумчиво сказал Лопихундрик.
Пройдя
Места, из которого они только что вышли, не было. Не было ни гостиницы, ни газона с пасущимися кенгуру. Лишь посреди дороги замерли, обнявшись, две человеческие фигуры.
– – –
– Наше путешествие закончилось? – спросила Катастрофа.
Они были в вишнёвом саду.
– Нет причин его продолжать, – сказало Существо Без Имени.
Его стариковские глаза слезились. Холодный ветер теребил седые пряди, которые выбивались из-под похожей на осенний туман накидки.
– Я буду скучать… – Катастрофа смотрела, как уносятся вдаль листья, сорванные ветром с веток, на которых они родились. – Мы ещё увидимся?
– Ты всё забудешь. И это место, и меня. И всё, что здесь происходило. Забудешь, как забывают сны, – сказало Существо Без Имени.
Его лицо было похоже на лица многих людей. В нём угадывались черты Рыжего Клоуна, Деда Мороза, тёти Маруси и даже самой Катастрофы.
– Лопихундрик такое смешное имя… Совсем тебе не идёт, – сказала Катастрофа.
– И тебе уже незачем называться детским прозвищем.
Порыв ветра швырнул ей в лицо охапку листьев. Невольно она зажмурилась.
– – –
Она остановилась, чтобы послушать уличных музыкантов – девушку, игравшую на виолончели, и парня, который аккомпанировал ей на маленьком электрооргане. Мотив был волнующе-знакомым. Казалось, она слышала его совсем недавно. Но где? Будто бы во сне, который никак не удавалось вспомнить…
– Какая красивая мелодия! – раздалось рядом.
Она обернулась. На неё смотрели внимательные глаза, в которых светились лукавые искорки.
– Девушка, как вас зовут? Меня зовут Лёша.
Она улыбнулась и назвала своё имя.
Днепропетровск, 2012 – 2014.