Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"
Шрифт:
Ну вот, Чистюля добрался до мостка, перешел через него. Дальше тропинка обрывалась. На свободном от деревьев пространстве простирались непроходимые заросли из чернобыльника, крапивы, полыни. И среди них, на солнечном пригорке, раскинул свои колючие ветки куст терна. Чистюля, встав на цыпочки, дотянулся до ближайшей показавшейся ему зрелой ягоды, сорвал, надкусил и тут же выплюнул: неспелая, терпкая – жалит язык, как оса.
Здесь, под кустом, в норке среди корней была припрятана им малюсенькая тачка, в которую он аккуратно сложил топор, пилу, кирку и много других инструментов, необходимых строителю дорог. Мастеровой Чистюля все это сделал сам, и теперь, разложив свои ценности на траве, немножко полюбовался ими, погордился собой, но совсем недолго, потому что не любил терять время зря. Сегодня
Колпак, как и Чистюля, далеко от дома не уходит. Его тропа пролегает до плантации, а достигнув ее, останавливается, крутится на месте, и затем разбегается лучиками в разные стороны. Плантация – это большое, расчищенное от корней и сорняков поле, на котором Колпак выращивает лен. Весной поле зацветает мелкими голубыми цветочками, так что кажется, будто это краешек откололся от неба и опрокинулся на землю. Но сейчас лен отцвел, и только кое-где еще проглядывает запоздалая синева.
Посмотрим, куда это Колпак бежит с такой скоростью. Длинный тощий конец его колпака волочится по земле, цепляется за ветви кустов и вылезшие из-под земли корни деревьев, так что гному приходится время от времени останавливаться, чтобы высвободиться из очередной ловушки. В конце концов, яркий головной убор остается на колючем кусте шиповника сиять, как экзотический переспевший плод, налившийся краснотой под южным солнцем, а Колпак несется дальше. Растрепанные волосы, вспотевший нос – отчего такая спешка? А-а-а, понятно, гном бежит к ручью, чтобы поднять заслонку и пустить на свое поле воду. Эту систему орошения придумал Чистюля. Он прорыл канал, ведущий от ручья к краю плантации, а от него проделал множество канавок, по которым вода добирается до каждого корешка. Солнце поднимается все выше и выше, лучи его становятся все горячее, и Колпак торопится с поливкой.
Он очень дорожит своим полем. Думаете, гномы рождаются сразу в курточках, колпаках и штанишках? Нет уж, как и все – в пеленках. Это потом, когда начинают выбираться в мир, холод и жара заставляют их примеривать на себя разные одежки. Чего только ни перепробовали Колпак и его братья, чтобы зимой согреться, а летом спастись от жгучих солнечных лучей. Из листьев деревьев Колпак кроил рубашки и штаны, а шил их травинками, потом попробовал плести свой гардероб из сена, а тапочки мастерил из соломы, что-то вроде лаптей, в конце концов, перешел на бересту и резьбу по дереву – вырезал туфли из толстых веток липы, осины, клена. Что касается обуви, то опыт удался – деревянные башмаки оказались и прочными, и непромокаемыми, и всепроходными: в них можно было шлепать даже по болоту и не тонуть. А вот одежка никак не получалась: ее хватало на один выход из дома, да и то не было никакой уверенности, что она выдержит весь путь туда и обратно. Однажды Побудка вернулся домой мокрый, грязный и голый. Это заставило Колпака глубоко задуматься над конструированием одежды и изобретением материала для нее.
Как-то его сосредоточенный взгляд упал на паутину, которая в изобилии скопилась за печкой, куда почему-то никогда не заглядывали дежурные по уборке гномы. Колпак собрал ее метлой и стал экспериментировать: скатывал в шарик, потом скалкой пытался раскатать, как тесто, потом из этого нарезать кусочки и вытянуть их в нити – точно так, как делают домашнюю лапшу. Но паутина слипалась, потом не разлипалась, запутывалась. Из всего этого Колпак сделал два вывода: паутина не годится и надо найти, что годится. Это должно быть что-то, из чего можно делать нити и плести их, как паук плетет паутину.
Колпак стал пробовать все, что попадалось ему под руку, разделить на длинные волокна, и довольно скоро определил, что делить можно крапиву, коноплю и лен. Путем хитроумных опытов он научился из этих растений получать добротную пряжу для разных нужд. Конопля шла на веревки, мешки, паклю для стеганых одеял, зимних утепленных курток и даже для заделывания щелей в доме, чтобы не дуло. Крапива использовалась для мешочков, в которых сохранялись продукты, из нее вязались колпаки, тужурки и рюкзаки. А вот на рубашки, штанишки, носочки, простыни шел лен – это был тонкий материал. Но, если конопли
Выращивать лен – дело хлопотное. Оттого-то и выглядит тропинка Колпака, если посмотреть на нее сверху, например с верхушки столетней сосны, как цветок на длинной ножке, серединка его – это голубое льняное поле, а от него разбегаются тонкие стежки, похожие на лепестки диковинной астры. Вот один «лепесток» потянулся к ручью за водой для орошения поля, другой – к небольшому холму, на котором когда-то давно из занесенного сюда шквальным ветром желудя вырос могучий дуб. Он дал сильное потомство, и теперь здесь стоит шумливый и звучный от птичьих голосов дубовый лес. В старых деревьях, где есть дупла, поселились белки. Их помет – прекрасное удобрение. Поэтому-то Колпак и проложил сюда дорожку.
Еще один «лепесток», по которому, видно, давно не ходили, потому что он стал уже зарастать травой, ведет к глубокой яме – здесь брали глину. Зачем она понадобилась Колпаку? А, понятно. Поляна, которую он выбрал под свое поле, – самая солнечная в лесу, но почва здесь песчаная, а, значит, сухая, потому что вода слишком быстро сквозь песок уходит в глубь земли. Все нам расскажут «лепестки» – какую большую работу проделал Колпак, сколько сил и желания вложил он в свою плантацию.
Вот сюда он вывозил песок на Чистюлиной тачке – виден след от маленького колеса. Вместо него уложил плотный слой глины, чтобы вода не просачивалась вниз, и корни растений могли до нее добраться. На берегу почти высохшего болота он снял густой травяной покров, выбрал из-под него чернозем, смешал его с песком, чтобы земля не была слишком жирной, перетаскал все это на свое поле, а дерн уложил на прежнее место, и от ямы осталась только впадина, поросшая травой. А вон там, на крошечной поляне он собрал первые семена льна – здесь и теперь еще растут несколько диких, никем не сеянных голубоглазых кустиков.
Колпак, наконец, добежал до ручья, и на поле хлынула чистая, холодная вода. Пока она плыла по канавкам, прогрелась солнцем и напиталась его энергией, растения сразу ожили, выпрямились и потянулись к небу – хорошие будут волокна, длинные, крепкие и шелковистые.
Жарко стало. Пойдем-ка к озеру – искупаемся, а заодно посмотрим, как ловится рыба у Самтыгнома. Над водным зеркалом, переливающимся голубизной и отражающим в себе плывущие по небу пышные белые облака, кружится тьма тьмущая всякой мошкары. Обессиленная, она падает в воду, и тут подхватывают ее жадные рыбьи рты. Только и видишь – побежали круги, это очередная хищница проткнула носом водную гладь и схватила свою жертву.
Четыре часа сидит на берегу Самтыгном, наблюдая за подвижным, чувствительным поплавком. Он давно съел все свои запасы и мечтает об обеде, а рыба все не ловится. Уже несколько раз прибегал Чистюля, чтобы проверить, хорошо ли работает лебедка, при помощи которой Самтыгном вытаскивает рыбин из воды: для гнома сом, например, что для человека кит. Но рыба все не ловится. А чего ей глотать насаженного на крючок полудохлого червяка, если в воде плавает несчетное количество совсем свежих мух и комаров. Когда Самтыгном потерял всякое терпение, поплавок осторожно дернулся, затем заметался из стороны в сторону, и леска натянулась. Самтыгном сразу оживился, вскочил на ноги и ухватился обеими руками за рукоятку лебедки, налег на нее тяжестью всего тела и повернул колесо, на которое наматывалась тончайшая леска, сделанная из жил издохшего от старости кабана и почти до костей изъеденного муравьями.
Рыбина вынужденно поплыла к берегу, но как только поняла, что ее затягивают на мелководье, собрала все свои силы, оттолкнулась хвостом от песчаного дна, взбаламутив воду, и рванула на глубину. Самтыгном не удержал колеса, которое стало быстро набирать скорость вращения, но рукоятку не отпустил, а вместе с нею сделал крутой поворот и камнем из рогатки полетел в воду. Рыбина, натянув до отказа леску, не догадывалась сорваться с крючка, но успокоилась или выбилась из сил и ходила по кругу почти у поверхности воды, рассекая ее спинным плавником и делая мелкие быстрые волны. Самтыгном барахтался на глубине, хотя с его росточком ему и у берега показалось бы не мелко.