Сказки и песни цыган России
Шрифт:
Стучится цыган в крайнюю избу:
— Пустите, хозяева, переночевать. Выходит женщина на крыльцо и говорит:
— Знаешь что, цыган, я бы тебя пустила, да только муж у меня ревнивый, да к тому же с нечистой силой связь имеет. Убьет он тебя.
— Пусти, милая, ведь ночь–то не год. Что он мне сделает? Я на печку залезу и буду лежать себе спокойно, а утром встану, поблагодарю и пойду своей дорогой.
— Ну ладно, заходи, ночуй, если не боишься.
А в ту пору муж этой бабы домой возвращался. Был праздник какой–то, вот он шел по деревне и песни горланил под гармошку. Подошел
— Открывай!
Та, бедная, трясется, но открывает. Зашел мужик:
— А это кто на печке лежит? Ну–ка повернись! Посмотрел мужик на цыгана, оскалился:
— А, морэ! Ну, вставай, морэ, вечерять будем. Думает цыган: «И чего это баба сказала, что мужик у нее плохой? Плохой угощать не станет».
Стала жена из печки чугуны с едой вынимать. Поест мужик, цыгана угостит, а остатки в котел сливает: и борщ и кашу — все. Поели, попили мужик с цыганом.
— Ну спасибо тебе, хозяйка! Говорит мужик цыгану:
— А где, парень, твой мешок?
— Да вон там.
— А ну надевай мешок на плечи.
Испугался цыган. «Сейчас, — думает, — он меня выгонит...»
— Надевай, надевай, — кричит мужик, — не мешкай!
Надел цыган мешок на плечи, а мужик подошел сзади, развязал узел и — бултых! — вылил ему за спину все горячее в этот мешок.
Взял мужик гармошку в руки и говорит:
— А теперь, цыган, давай пляши!
У цыгана спина огнем горит, что ни говори, а здорово обварил его мужик, да только испуг страшнее боли. Хотел было цыган из дома выскочить, а мужик его не пускает:
— Пляши, говорят! И все тут...
До тех пор цыган плясал, пока с ног не свалился. А тут и утро наступило. Открывает мужик дверь и говорит:
— Ну вот тебе, цыган, порог, а вот — дорога. С тем и прогнал.
Идет цыган по дороге, и проняла, его горькая обида. «За что же, — думает цыган, — ты меня так покалечил? Ну уж я тебе отомщу».
Дождался цыган вечера и опять в деревню возвращается. Подходит к самому краю деревни и видит: кони мужика–колдуна пасутся: один — серый, другой — вороной.
«Украду–ка я коня у этого мужика», — решил цыган. Подошел он к вороному коню, вскочил на него, хлестнул кнутом и был таков. Сколько он ехал — бог его знает. Только приезжает он снова к этой деревне, к самому ее краю, к дому колдуна, рядом с которым серый конь пасется. «Что такое? — думает цыган — Столько времени ехал, а приехал на то же самое место, наверное, я с дороги сбился».
Снова хлестнул цыган коня по бокам, и снова повозил конь цыгана, повозил и привез на старое место, к дому колдуна. Удивился цыган: «Если бы я сел на дворового хозяина [Дворовой хозяин — покровитель домашнего скота, лошадей. То же самое, что в доме домовой.], то он бы меня убил, в грязи затоптал. Значит, и вправду мужик этот колдун! Значит, и вправду кони его заколдованные! Дай–ка, — думает цыган, — я на серого коня пересяду. Может, он меня домой вывезет?»
Пересел цыган на серого коня и поехал. Час едет, другой. И завез его серый конь в такую глушь непролазную, в такое болото, что ему не выйти и не выкарабкаться. Взмолился цыган:
— Господи, спаси ты меня, помоги выбраться из этого болота, клянусь, никогда больше с колдунами
Кое–как к утру насилу выбрался цыган на дорогу, да так и вернулся в табор ни с чем.
65. Ведьма
65
Записана в Томске от З. Е. Бузылевой, 1925 г. рожд.
В одной деревне жила старуха–цыганка. Оседло жила. Вместе с сыном своим век доживала. Жадной она была и с нечистой силой общалась. Не любила старуха, когда к ней в гости кто–то ходил, и лишь только вечер наступал, выходила она во двор. Встанет, заклинание пробормочет, а потом повернется вокруг себя и превращается в свинью. И всем, кто к ее дому идет, начинает эта свинья под ноги бросаться. Собьет на землю и катается. Так всех от своего дома и отвадила.
А сын у старухи красавец был. Не знал он про колдовство своей матери, а та ему ничего о себе не рассказывала. Вырос парень и познакомился с хорошей цыганкой. Полюбили они друг друга. Как узнала старуха про это, недоброе затаила. Как–то раз захотелось девушке жениха своего проведать. Только к его дому подошла, а навстречу ей свинья выскакивает, под ноги бросается, проходу не дает. Сбила девушку с ног и чуть до смерти не укатала, еле та отбилась и убежала. Прибежала цыганка к братьям своим да все рассказала, как было дело.
— Эй, сестричка ты наша, плохо твое дело, не иначе как ведьма — мать твоего жениха. Не следует тебе за него замуж идти.
— Что вы, братья мои дорогие, люблю я его пуще жизни.
— Хорошо, сестрица, мы попробуем горю твоему помочь.
А на следующий день пришел сын ведьмы свататься. А братья невесты ему с порога и говорят:
— Вот что, морэ, знаем мы, что любите вы друг друга, да отдать сестру свою за тебя мы не можем.
— Что такое? — спрашивает цыган. — Чем я вам нехорош?
— Всем ты хорош, да только в твой дом мы сестру свою не отдадим.
— Может быть, вы чего–то боитесь, так скажите прямо, в чем дело.
— Ладно, брат, нравишься ты нам, и мы тебе все скажем. Ходят разговоры по деревне, что мать твоя с нечистой силой общается, а тут и невеста твоя, сестра наша, сама в этом убедилась.
И рассказали братья, как дело было. — Быть этого не может! Что вы на мою мать напраслину возводите?
— Как знаешь, брат, а только мы сестру в твой дом не отдадим.
— Хорошо, сделаем так, — сказал цыган братьям, — если правда, что моя мать — ведьма, я ее сам убью! А если это навет, то вы у нее в ногах валяться будете, прощения вымаливать.
На том и порешили. К вечеру цыган с братьями своей невесты пошли к кузнице, взяли там железные прутья, раскалили их докрасна и к дому ведьмы отправились. А навстречу им свинья выбегает да под ноги бросается. И бросается она под ноги только к братьям, а самого цыгана не трогает. Как принялись братья лупить свинью раскаленными прутьями, она как завизжит и сгинула сразу.