Сказки и песни цыган России

Гесслер Н. А.

Короче говоря, не пускают родители дочь, думают, что это чудится им покойница, вот и боятся дверь открыть. Мать парня подходит к девушке и спрашивает:

— Доченька, что они тебя не пускают?

— Да вот испугались и не пускают, — заплакала девушка.

— Ну подожди, я тебе помогу. Стала мать парня стучаться в избу:

— И что же вы это, злодеи такие, родную дочь в дом не пускаете? Что ж вы хотите, чтобы она на дворе замерзла?

Все равно не поверили отец с матерью, и, только когда произнесла цыганка клятву, побожилась по–цыгански, открыли родители дверь дома.

Стали цыгане судить да рядить, что произошло, почему

да как. Рассказал парень, как дело было, а потом вышел вперед и сказал родителям девушки:

— Ну что ж, не сумел я раньше взять вашей дочери, а теперь, как бы там ни было, придется вам отдать ее за меня замуж.

Так и получилось. Повенчали их. Вышла она за него замуж. А когда родился у них ребенок, то дали ему имя по тому дню, когда их вместе похоронили.

100. Как цыгане чуть сами себя не обманули

[100]

Жили два брата–цыгана. Занимались они воровским делом. И была у них вороная лошадь, да не простая: как шли братья на кражу, она заранее чувствовала, чем дело кончится. Если заметят цыгане, что лошадь копытом землю роет, значит, непременно будет какая–нибудь беда. И всегда, собираясь на свой промысел, ставили цыгане свою лошадку на дороге и посматривали, как она будет вести себя. А кроме того, она им во время воровства знаки подавала: как почует что–то недоброе, ржать начинает, храпеть, беситься. Тогда братья сразу же шапку в охапку и прочь поскорей.

100

Записана на ст. Волховстрой Ленинградской обл. от А. Н. Ильинского (около 80 лет).

Пошли как–то братья воровать. Оставили лошадь на дороге вроде дозорной, а сами к сараю подходят. А на дверях замки огромные, старинные, не сломать никак. Тут и говорит один брат другому:

— Знаешь что, братец ты мой, давай–ка под дверью подкоп сделаем.

Сделали подкоп. Один из братьев полез в сарай, а другой у ворот остался — добычу принимать. А надо сказать, что в каждом сарае дворовой живет.

Что это такое дворовой? Принимает он образ и человеческий, и птичий, и звериный. А для того он и живет при дворе, что всякой скотине покровительствует. Коли понравится дворовому лошадь мастью или еще чем–то, он за ней сам ухаживает: завивает гриву, шерсть вылизывает. Лошадь при таком уходе аж блестит, глаза у нее быстрые, хорошие. Любимую скотину дворовой гладит, ласкает. Такую скотину кормить не надо, она и без кормежки сытая. Но уж если дворовой невзлюбит животное, то продавай его скорее. А то будет он гонять по двору, мучить лошадь, так затерзает, что уже из глаз у нее слезы польются, а то еще щекотать скотину примется. Тут и вовсе она взбесится, изо рта пена пойдет, зачахнет скотина и помрет. К дворовому надо с почтением относиться: хлеб–соль ему подносить — любит он уважение. А вечером, на закате солнца, надо дворовому поклоны бить, так, мол, и так: «Дворовой хозяин, полюби детей своих, пусти лошадку к себе, а тебе хлеб да соль будет». И еще три поклона надо положить ..

Увидал дворовой, как цыган в сарай полез и принялся овец хватать. Рассердился:

— Ты, цыган, скотину не бери, я тебе ее в обиду не дам.

Начал цыган с дворовым бороться. А в это время лошадь на дороге

зафырчала, принялась копытами землю рыть, беду почуяла: ведь как–никак сарай–то рядом с домом.

Долго ли, коротко ли — выскочил цыган из сарая с пустыми руками, дворовой не позволил ничего взять.

— Ты чего это пустой? — спрашивает его брат.

— Да что ты, братец ты мой, — отвечает тот, — никак взять не могу, дворовой мешает. Я пытался с ним бороться, да разве с ним справишься? Я на него, а он меня наверх, на сеновал кидает. Я спускаюсь с сеновала и снова к скотине, а он опять тут как тут. Поднял меня и к барану на рога кинул. Я хочу овечку схватить, а он из рук вырывает и обратно бросает за загородку. Истаскал он меня, измучил, так и пришлось ни с чем уйти.

— Слушай, братец, жена мне сказала, что в этом доме поросенка зарезали. Кажется, к поминкам готовятся. Не станет же дворовой мертвую скотину охранять?!

— Верно говоришь, братец, надо этого поросенка забрать.

Поглядели братья на лошадь свою: вроде бы она успокоилась. Пошли они к амбару. А на дворе темень такая, что хоть глаз выколи. Нащупали братья в темноте какой–то куль тяжелый, взвалили на плечи и бегом обратно. Бросили куль на телегу и поскакали.

— Фу, — сказал один брат другому, — ну и поросенок, целый боров, еле донесли.

— И я умаялся, пока с дворовым боролся да тушу с тобой волок. Не поесть ли нам? Разведем костерок, свининки пожарим...

— Что ты, братец ты мой, не время, надо подальше от деревни отъехать. Уж лучше привезем мы борова домой, там и поедим как следует.

Уже рассвело, когда вернулись братья домой. Навстречу им цыгане высыпали.

— Ну как? Что привезли?

— Да вот, боров на телеге, тащите его сюда, в дом.

Пошли двое цыган, что посильнее, к телеге. Развернули куль и аж похолодели.

— Вы что привезли?! — кричат.

Кинулись братья к телеге и обомлели. В куле покойник лежит! Что делать? Надо спрятать его, пока деревня не проснулась. Понесли покойника в дом. Положили на лавку, а сами сидят, думают да на покойника оглядываются со страхом. И вдруг видят: покойник этот то рукой шевельнет, то ногой. А потом один глаз открыл, другой, озираться стал по сторонам. Известное дело, цыгане — народ не из пугливых, да и то не по себе им стало.

— Ты чего, миленький, ожил что ли? — спрашивают у покойника.

А покойник как ни в чем не бывало приподнимается, садится и говорит:

— Где это я?

— На том свете! — отвечают ему цыгане, а сами смеются.

— Как я туда попал? — спрашивает покойник.

— Известное дело как, помер и попал!

Поняли цыгане, что не умирал мужик, а заснул и что приняли его деревенские за мертвого и в амбар положили. А как поняли это цыгане, решили выгоду для себя извлечь.

— Ты, мужик, в ад попал, — говорят цыгане покойнику, — а мы — это черти. Вот сейчас котел растопим, будем тебя жарить.

— Не надо, миленькие, меня жарить, уж я вам заплачу.

— А обратно на землю хочешь попасть?

— Ой, хочу, миленькие, ничего для этого не пожалею.

— Тогда договоримся так: мы тебя домой отвезем, а ты о нас не забудь. Если в деревне спрашивать будут, как ты появился, скажешь: вот они меня оживили!

Завернули цыгане мужика в тот же куль и обратно в деревню повезли, а там уже горе великое. Как же, покойник пропал! В доме плач, крики. И тут открывается дверь, и вносят цыгане покойника. На них деревенские с кулаками: