Сказки и предания алтайских тувинцев
Шрифт:
— Как же это? — спросил второй, и первый сказал:
— К этому времени выяснится, что дерево Дондууд Бом, на котором гнездятся вороны, не найдено, и мы наедимся жира из четырнадцати глаз!
— А где же это дерево?
— Да вот тут! — сказал первый и улетел.
Семь птиц сделали на дереве отметку, полетели обратно в дом хана и уселись там.
Пришел хан и спросил:
— Ну, нашли вы его?
И они сказали:
— Мы нашли его!
Теперь он послал старуху Дойну Хара, девяноста
— Возьмите все это и сгрузите у Ядовитого моря, — сказала старуха. Так они и сделали. А когда привезли они туда дерево и сгрузили его, из него связали плот. И когда этот плот погрузили в море, убедились, что он не горит в нем.
Старуха Дойну Хара, девяноста одного года от роду, уселась на плот, сказала:
— Я поплыву, разузнаю все, а потом вернусь! — и отчалила. На том берегу она вытащила плот и привязала его. А потом пошла, хромая, к аилу хана.
Там стоял бронзовый храм с запертой дверью.
Старуха подружилась с девушкой Намхын Гызыл, помогала ей носить воду и рубить дрова и, дождавшись дня, когда хан отправился на охоту, сказала:
— Немного мне осталось жить на белом свете, что, если мне пойти поклониться в этот ханский храм?
Девушка на это ответила:
— О матушка, в этот храм нельзя войти ни одному человеку! Никто, кроме хана, не должен открывать его, и ключ от него находится в огниве хана.
В один прекрасный день хан вернулся с охоты и, развязав свой кушак, оставил его вместе с огнивом. Подкараулила это хромая старуха, подползла и утащила из огнива хана ключ от храма. Спрятала она сияющий красный ларец за пазуху и убежала.
А юноша опять проснулся посреди голой степи, к ноге его была привязана собака, к руке — кошка. Исчезли Ядовитое море и юрта, и девушки тоже уже не было — все исчезло. Так перехитрила его старуха Дойну Хара, девяноста одного года от роду.
Кошка принялась ловить мышей и кормить ими юношу и собаку. Однажды собака взбежала на гору и закричала — ведь они все трое научились понимать язык друг друга:
— О, давайте уходить! На северо-западе, там, где заходит солнце, вздымаются пары нашего Ядовитого моря!
Все трое снялись с места и пустились в путь. Пришли они к морю, а оно кипит, и никак через него не переправиться. Плавать умела только собака, а юноша и кошка и знать не знали воды, и они сказали:
— Что же нам делать?
— Ведь когда-то это море даровал нам сам Лузут Хаан, и быть того не может, чтобы мы сгорели в нем, — сказала собака и сунула в море переднюю лапу — лапу не обожгло. Сунула она в море вторую
Прыгнула собака в море и поплыла как ни в чем не бывало. Выйдя из моря, она сказала юноше:
— Привяжи кошку покрепче к мой голове!
И с кошкой, привязанной к ее голове, собака переплыла Ядовитое море и побежала к храму хана. Потом вырыла в земле ямку, и обе они в ней спрятались.
На рассвете, когда хан вышел из юрты помочиться, кошка под полой хана проскочила в юрту и пробралась за пазуху к девушке.
— Ой, кошка, откуда ты взялась? — воскликнула та, узнав свою кошку.
— Эй, а где красный ларец? — спросила кошка.
— Твой красный ларец внутри того храма. Старуха Дойну Хара обхватила его обеими руками и никогда не спит. Сидит всю ночь и держит его вот так, что ты тут поделаешь? И нет туда входа.
Тем временем кошка услыхала, что хан возвращается, и опять скользнула к порогу.
Тут сказала Румяная девушка:
— Что бы ни случилось, отнеси это юноше! — и дала ей белый платок, завязанный тремя узлами.
Кошка взяла его в зубы и прыгнула на порог и, когда хан вошел, опять проскочила под его полой, принесла завязанный платок и дала его собаке. Собака схватила платок и, посадив кошку себе на голову, переплыла море.
Юноша, встретив собаку, развязал платок и увидел, что там еды на три года.
И его собака и кошка — все втроем они наелись досыта.
Потом собака опять поплыла с кошкой на голове, они добрались до своей ямки и залегли, значит, в ней.
Так они спрятались. А кошка принялась ловить мышей. Одна мышка, когда она поймала ее, заговорила:
— О горе, горе! Пощадите мою жизнь! Не убивайте меня! Я дам вам вместо себя других мышей. Я ведь мышиный хан! — вот что сказала мышь.
— Ого, еще чего! Я умираю с голоду, — сказала кошка. — Я тебя съем! — крикнула она и только хотела загрызть ее, как мышь снова взмолилась:
— О горе, горе, пощади мою жизнь! Я — хан!
— Ну, если ты хан, — сказала кошка, — то созови своих мышей!
И как только эта мышка издала писк, вся местность вокруг покрылась мышами. И тогда кошка сказала:
— Да ты и впрямь хан! Проройте мне отсюда подземный ход к тому железному храму и проделайте в нем дыру, из которой было бы видно лицо старухи Дойну Хара.
— О, это можно! — ответил мышиный хан, и множество мышей принялись рыть землю; пыль поднялась столбом, и вскоре мыши скрылись под землей. Кошка шмыгнула за ними и увидала, что под землей уже вырыт ход, и, продвигаясь по нему, она добралась до отверстия, выходившего в храм. Выглянув из него, она увидела черную старуху Дойну, сидевшую в храме и державшую вот так красный ларец.