Сказки из Скородумовки. Лушенька-норушенька

Скифа Аноним

Семен закраснелся и от смущения заерзал на сиденье.

– Слушай, слушай, - обернулся к нему отец, - у свахи на языке медок, а в сердце ядок. Кто свахе поверит, того порвут звери, что она не скажет, надо сажей мазать. Говорит, что невеста красива, стало быть - как кобыла сива, утверждает, что работящая, значит лодырь или пропащая.

– Врешь, старый дурень, - взвизгнула сваха.
– Сейчас сам увидишь, до чего девка хороша.

Луша попискивала от смеха в уголке. Наконец повозка остановилась. Сваха, нацепив на лицо радушную улыбку, вывалилась из

нее и начала лобызаться с родителями невесты.

– А где ж ваша красавица ненаглядная?
– запела она.

– В доме прячется, - ответила мать.

– А скажите мне люди добрые, - вдруг заговорил женихов отец, сам жених скромно стоял в сторонке.
– Чего это мне поутру сон странный приснился? Кажется, что кто-то шепчет на ухо: слепая невеста, слепая невеста. К чему бы это?

– А не в руку сон, - первой опомнилась сваха, - уж такой востроглазой как наша Акулька искать - во всей округе не найти.

Невестина мать подбоченилась и зычно крикнула:

– Акуля!

На крыльцо выплыла дородная девица. Она была одета в праздничный сарафан с красной каймой, на голове был расшитый кокошник, лицо выбелено мукой, брови подведены сажей, а щеки намазаны свеклой.

– Тьфу, - сплюнул женихов отец, - изгваздали девку и не рассмотришь, ее сутки теперь надо в бане отмывать.

– Мам, - вдруг забасила мужским голосом девица, - что это у крыльца блескает не иголка ли?

Мать быстро подскочила, наклонилась, вытащила из утоптанной земли у порога тонюсенькую иголочку и торжествующе показала ее всем.

– Вот! Смотрите, какая моя дочь востроглазая. До того приметлива, до того сметлива!

Все прошли в дом, Семен с невестой задержались во дворе.

Невеста, наклонив голову, улыбалась и смотрела куда-то мимо.

– Ишь, востроглазая, - раздался звонкий голосок над ухом Семена.
– Проверь-ка, дружок, ее востроглазость.

Семен скосил глаз и увидел на своем плече мышку-норушку в платочке в красный горошек.

– Как я ее проверю?
– жалобно проговорил парень.

Мышка что-то зашептала ему на ухо.

– По нраву я тебе?
– спросил Семен.

Невеста зажеманилась и хихикнула, не отводя взгляда от трубы соседнего дома.

– Так поцелуй меня, дорогая, - сказал парень, метнулся к куче мусора в углу двора и схватил старый мокрый валенок с оторванной подошвой.

Вытянув губы, невеста пошла прямо на валенок и щедро чмокнула его в испачканный навозом задник.

– Отец, - закричал Семен, - поехали скорей домой.

И пока они спешно грузились в повозку, из избы выкатились мать со свахой.

– Что такое?
– раскричалась сваха.
– Иль вы поссорились?

– Не, - довольно улыбнулась дочка, - поцеловалися, а щеки у него колючие!

Вечером Фома Никанорыч и Иван Петрович, хохоча, рассказывали Лесовушке эту историю. Та тоже смеялась, вытирала с глаз слезы, но потом строго сказала:

– Больше мою Лушеньку-норушеньку к себе на помощь не зовите. Не надо ей с людьми знаться, а то вспомнит своих родных и от меня убежит.

С утра начался

дождь, он был мелким, будто на небе его кто-то просеивал через мелкое сито. Тропинки раскисли, на желтых листьях повисли капли. Луша, забравшись на сундук, смотрела в окошко. Лес потерял летнее веселье, нахмурился и насупился. Когда дождь закончился, наступила такая тишина, что было слышно как падают спелые листья. Они плавно, покачиваясь из стороны в сторону, плыли к земле и укладывались на нее пестрой мозаикой.

– Ночи длинные, вода холодная, - ворчала Лесовушка.
– Ох, дождемся ли солнышка. Впереди зима.

Но Луша о грядущих холодах не думала, когда Лесовушка растапливала печку, растягивалась на теплой лежанке и начинала слушать старухины сказки. Та знала много интересного. Рассказывала как в лунную ночь на озере русалки греются на большом камне, какие чудеса творились на заброшенной мельнице, о чем спорят Вьюга с Метелью.

– Бабушка, а про людей что-нибудь расскажи, - просила Луша.

Старуха начинала сердиться, нос у нее становился острым, как сучок, и таким же коричневым, а в глазах появлялись злые желтые блестки.

– Нечего тут про людей вспоминать, - злилась Лесовушка.

Редко какой вечер старушка и девочка проводили вдвоем. Как только Лесовушка зажигала лучину и пристраивала ее у окошка, в дверь обязательно кто-нибудь стучался. Приходил старый Леший и хвастал, как весело ему пугать людей да водить их по лесу. Он кричал филином, взмахивал руками и становился похожим на большую встрепанную птицу. От Лешего пахло прелой листвой и грибами.

– Пойду, - сказал он, - навешаю опят на пни, бери Пелогея Степановна, корзину и приходи за опятами. Бочку то под засолку приготовила?

– С лета своей очереди ждет.

Леший раскланялся и ушел, протяжно скрипнув дверью.

Утром серые тучи рвали края о верхушки сосен, так и плыли по небу с неровным подолом. Дождь перестал. Лесовушка велела Луше потеплее одеться, и вместе они отправились за опятами. Далеко идти было не надо. Поваленное дерево сплошь усеянное крепенькими коричневыми опятками лежало в двух шагах от избушки. Луша и Лесовушка принялись рвать грибы и складывать их в корзину. Рябина горела алыми кистями, кружились в воздухе желтые листья. Луша ежилась от утренней прохлады. Как вдруг кусты раздвинулись и на полянку вышла девушка. Она была одета добротно и тепло, а в руках держала не просто корзину, а огромную корзинищу, в которую сама могла бы уместиться с головой.

Не обращая внимания на Лушу и Лесовушку, резво наполнявших свое лукошко опятами, девушка принялась собирать грибы.

– Ты это, - остановилась в недоумении Лесовушка, - шла бы отсель.

Девушка с недоумением посмотрела на крохотную старушку, потом сложила пальцы колечком и щелкнула по Лесовушке, отчего та слетела с бревна в куст крапивы.

– Сама бы шла!
– сказала девушка и заливисто захохотала. Она приблизила лицо к Луше и начала ее рассматривать. Глаза у девушки были красивые, как цветы с зеленовато-голубыми лепестками.