Сказки комнатных растений
Шрифт:
– Я здесь! – весело ответила я.
– Как я тебя не заметила? Только что в комнату заглядывала.
– А жалюзи открывать будешь ты?
– Да, нет. Жалюзи открывать будешь ты, но я буду смотреть.
Я подмигнула колеусу, потом бабушке и осторожно стала тянуть за верёвочку. Тонкие бамбуковые палочки, тихо шурша, начали сворачиваться в валик. Солнечные лучи
– Теперь солнечные лучики не будут тебя обжигать, – ласково сказала я.
– Подумаешь…
– Что ты сказала, бабушка?
– Я? – удивилась бабушка. – Ничего не говорила.
«Вернулась всё-таки», – подумала я про Глупость.
Глава 8
Фея Сен – Полия
Я сидела в кресле и смотрела, как бабушка переставляет цветочные горшки на подоконнике.
– Алина, помоги. Давай по цвету «мотыльков» расставим. От белых до…
– Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан, – гордо отчеканила я.
– Верно, до фиолетовых.
– Бабушка, почему ты фиалки мотыльками называешь?
– А ты приглядись к цветкам внимательнее, разве не видишь крылышки?
Я посмотрела на цветы, и мне показалось, что среди зелёных листиков, и правда, сидят готовые взлететь разноцветные мотыльки.
– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Бабушка! У нас четырнадцать горшков с фиалками!
– Да, знаю. Мало. Мало.
– Как мало, бабушка? Очень много!
– Сенполий, Алина, такое количество, что если бы мы с тобой заставили все подоконники, полки и пол в нашей квартире, то ни один цветок бы не повторился. И самое главное, это была бы лишь малая часть их дружной семьи. Но у меня тоже хорошая коллекция, и все сенполии разные, – гордо сказала бабушка, присаживаясь в кресло.
– Почему семполии, бабушка? Фиалки!
– Сенполию стали называть фиалкой, потому что они очень похожи. Но, Алиночка, сенполия не фиалка. Вот видишь два коричневых цветочных горшка. Похожи они?
– Похожи.
– Но только внешне, а на самом деле разные. Этот пластмассовый, а тот глиняный. Так и сенполия с фиалкой, – тут бабушка отвлеклась и мечтательно произнесла. – А мою первую сенполию подарил дедушка на нашу розовую свадьбу.
– Почему же он на розовую свадьбу фиалку подарил, ой, сенполию, а не розу?
– У неё были нежно-розовые цветы. Ведь он знает, как я люблю растения. Тогда это была диковинка.
– Дико вина? Дико виноватая, что ли?
– Глупость какая! Диковинка – необычная удивительная вещь. Она глаз радует, – бабушка стряхнула с фартука невидимые пылинки и вышла из комнаты.
Я подошла к сенполиям и стала внимательно их рассматривать.
– Ну, пушистая ещё ничего. А вот эта замухрышка лилово-розовая, которая вся свернулась-скукожилась, она тоже глаз радует? – сказал скрипучий голосок.
– Это мы не понимаем. Она может быть самая ценная, – ответила я, совершенно не задумываясь о том, что секунду назад
На листе самой большой тёмно-синей сенполии с белой каймой по краям лепестков, стояла Глупость и раскачивалась. Лист упрямо пружинил вверх, а Глупость настырно давила вниз.
– И тебе не болеть, – ответила Глупость, наверное, запомнила, что моя бабушка всегда говорит, поздороваться, значит, здоровья пожелать. – Что-то я понять не могу, похоже, вот те нормальные, а эти выбрасывать пора.
– Почему выбрасывать, – забеспокоилась я. – Мы с бабушкой только что все растения перебрали. Если бы хоть одно заболело, бабушка бы не пропустила.
– Н-да? – с сомнением в голосе сказала Глупость. – Эти мелкие– премелкие, те забрызганы краской какой-то, побелка у вас была, что ли? А сюда смотреть без страха нельзя: листья-то кто-то комкал и жевал, проглотить забыл.
– Здравствуйте, мои дорогие, – ответил красивый бархатистый голос.
– Здравствуйте, – прошептала я обрадовано, догадываясь, что это говорит Сенполия.
– Мои цветы и листья вовсе не больны. Если вы приглядитесь, то увидите, что есть цветы крупные и миниатюрные. И те и другие мои детки, и те и другие мной любимы. Это просто разные сорта.
– Маленькие цветы такие милые, такие… такие… – я не находила слов, – как игрушечные!
– Невзрачечные, – вставила Глупость.
– А окраска моих цветов так разнообразна, что я сама со счёта сбилась! И каждый год появляются всё новые и новые сорта. У твоей бабушки, Алина, и одноцветные есть, и многоцветные сенполии. Те цветы, что с крапинками и полосками, вовсе не после побелки, это особая окраска, называется фэнтези. А листочек, который Глупости таким странным показался, особый – гофрированный. Далеко не все сенполии могут похвастаться такой необычной формой листа.
– И откуда ты такая многосложная взялась? – прищурив глаз, спросила Глупость.
– Из восточной Африки. Я росту там в горах Узамбары. Поэтому у меня стойкий и выносливый характер! Ведь в горах всего мало: и места, и почвы. Однако я никогда не унываю и радуюсь малому.
– Ты, наверное, очень тепло любишь, если из Африки? – спросила я.
– Какая ты умная девочка! Я действительно теплолюбивая. А хотите, я возьму вас с собой и покажу свою родину?
– Конечно! – обрадовано захлопала я в ладоши.
Глупость ничего не сказала.
– Тогда качните любой мой листик.
Я осторожно качнула лист сенполии, и всё завертелось перед глазами, сливаясь в многоцветный поток.
Свежий ветер налетел так неожиданно, что даже дыхание перехватило. Я открыла глаза. Кругом возвышались скалы. Повсюду были разбросаны фиолетовые цветы сенполий, внутри которых словно горел жёлтый огонёк.
– Что-то я не пойму, в чём дело, – прищурив глаза, сказала Глупость. – Всё-таки какая разница между сенполией и фиалкой? Гляжу я кругом, одни фиалки понатыканы.