Сказки Космоса

Дюна Антон

Из горла Кирины вырвался судорожный смешок.

— Этого ведь не может быть. Ведь если Старший брат — это ты, то и приказ об атаке Посольства был отдан тобой.

— Отдан мной, — глухим эхом повторил Капитан. — Я надеялся сделать это позже, в день торжественного старта Олимпика, когда часть миссии, и мы в том числе, покинули бы Посольство. Я уверял себя, что так жертв будет меньше. Но самоубийство Линды смешало все планы, и мне пришлось действовать быстрее, пока в Посольстве еще оставались земляне, имеющие доступ в Комитет безопасности.

Кирина почувствовала непреодолимое желание рассмеяться, сама не зная чему.

— И Пенз знал о том, что Старший брат — пришелец?

— Разумеется, нет. Он до конца был уверен, что приказы ему отдает человек.

«Айзек совсем ничего не знает».

— Но как ты его нашел?

— В

век высокоскоростного интернета можно наворотить страшных дел, не выходя из спальни, — слова покойного Бастета едкой горечью разлились по языку Капитана. — Мне нужен был человек, который бы подогревал враждебные настроения в столице, не позволяя расти коэффициенту толерантности. Я следил за несколькими подходящими кандидатами в Клоаке, но мерзавца хуже Пенза было сложно найти: маниакально безжалостный, но при этом изворотливый и осмотрительный манипулятор. За время моей слежки он успел прибиться к десятку банд и сбежать из каждой прежде, чем ее истребляла гвардия. Он грабил, поджигал, избивал и убивал, попутно разыскивая следы легендарного Старшего брата, но всегда выходил сухим из воды, — Капитан нервно усмехнулся, — кроме последнего раза. Не ослушайся он приказа, то выбрался бы и в этот раз. Ему нужно было позаботиться лишь о том, чтобы никто из террористов не покинул Посольство живым. Но желание отличиться перед Старшим братом сыграло с ним злую шутку. Убив Хель, он погнался за Гвен, желая расправиться с ребенком принца у нее в животе. Пенз загнал ее на крышу, к бассейну, где и нашел свою смерть. До сих пор не могу представить, как Лернэ смог справиться с ним.

— Это Пенз убил Милу? Но разве она…

— А кто еще мог заминировать Комитет безопасности, когда это отказалась делать ты? Я усомнился в тебе еще при первой встрече: ты совсем не походила на безжалостную террористку из Клоаки. Не знаю, почему Пенз выбрал тебя. Я велел ему завербовать Хель или Реон, однако ты провалила это задание, и мы остались без запасных вариантов. Твой отказ участвовать в атаке мог все сорвать, однако в последний момент Пенз сумел подобрать ключ к Хель. Ее покорили слухи о том, как он смело вступился за Бруно и дал отпор пришельцам, особенно Бастету. Она совсем рехнулась от страха и оказалась легкой добычей.

Кирине стало совсем не смешно. Погасший в горле истерический смех опустился в желудок тошнотой.

— Но зачем, Церсей?

— Из-за Мастера Гамаюна.

Кирина помотала головой, точно не принимая ответ Капитана и выжидая, когда он назовет более вескую причину для стольких смертей. Но касианец молчал, прикрыв воспаленные веки. Девушка подняла с пола стакан и протянула ему. Церсей заново наполнил его, и она увидела, что руки пришельца трясутся не меньше, чем ее собственные.

— Сенат назначил меня Капитаном и отправил на Землю вместе с Гамаюном, чтобы я остановил его, — проговорил касианец, — любой ценой. Мастер вот уже три десятка лет готовит почву для выхода Аёрны из Союза, но пока Сенат достаточно силен, это невозможно. Альянс Звездопада с Маёлом нанес ощутимый удар по власти сенатора Ярогоста, однако этого оказалось недостаточно. Маёл сам слишком обескровлен, чтобы оказать поддержку Аёрне. Совсем другое дело — Земля. Двенадцать миллиардов нищих голодных землян сметут любого, на кого укажет тот, кто окажется готов их кормить. Сенатор Ярогост ни за что бы не допустил вашего выхода в свободный космос, пока Аёрна окончательно не подчинена. Предыдущие Капитаны, как и я, подогревали волнения и беспорядки, чтобы у Сената был повод отсрочить вступление Земли в Союз. И, конечно, Гамаюн заподозрил неладное, когда за двадцать лет контакт с вами не сдвинулся с мертвой точки. Прибыв в Посольство, он лишь удостоверился в бездействии Комитета коммуникаций. Открытие Академии на некоторое время успокоило его, но сенатор Ярогост знал, что Мастер уже не остановится, — Капитан набрал воздуха в грудь. — Мне было приказано устранить Гамаюна, как только он предпримет нечто схожее с тем, что провернул на Маёле. И сделать это так, чтобы Сенат не имел даже призрачной связи с его смертью. Иными словами, свалить все на землян.

Капитан горько вздохнул.

— Мне пришли на помощь глупость и честолюбие Утавегу. Когда Гамаюну объявили о запуске Космического реалити, ему нечего было возразить. Он сам настаивал, что контакт с Землей будет налажен через молодежь, и мы впустили в Посольство тестовую группу из четырех молодых землянок. В Комитете коммуникаций забурлила деятельность. Конечно, Гамаюн понимал, что это фарс, но до поры молчал. Под видом участницы шоу я протащил в Посольство тебя,

а под давлением Инги Реон мне пришлось взять Линду и Милу. Четвертое место я отдал Селене, чтобы усыпить бдительность Гамаюна: ее коэффициент толерантности просто пробивал потолок. Тогда я и представить не мог, что натворят ее Сказки. Я подсунул ее Алконосту, а к Бастету приставил Хель, чтобы Инга Реон не подобралась ни к кому из них через свою дочь. Однако госпожа Реон и Мастер Гамаюн нашли общий язык и без ее посредничества. В день, когда я увидел гиперскоп, судьба Мастера была решена.

Капитан надолго умолк.

— Я сравнивал себя с Баязетом Кровавым, Гилтасом Гореглядом и даже Тезеем Осиротителем — все они пролили моря крови ради всеобщего блага и единства, — наконец, произнес он. — Жертва, на которую предстояло пойти мне, чтобы избавить Союз от Гамаюна, выглядела каплей на их фоне. Я не мог убить его одного, не вызвав обвинений Аёрны. Он должен был умереть среди многих, укрывшись в бункере от атаки.

— Как же так вышло, что погибла почти вся миссия, а он остался жив?

— Гамаюн догадался, что террористы специально сгоняют пришельцев в Комитет безопасности и решил прорываться наружу, — в глазах Церсея стоял почти суеверный ужас. — Он построил своих гарпий клином, и они бросились прямо на вооруженных землян, прикрывшись силовыми щитами. Импульсному оружию нипочем такая броня, но как только сгорели щиты аёрнцев из наружного ряда, на их место заступили те, кто прятался за их спинами. Им потребовалось трижды провернуть этот трюк, прежде чем клин врезался в террористов, но в рукопашной с гарпиями у людей не было и шанса. Гамаюн спас своих птенцов. Всех, кроме того, кто откололся от стаи.

При упоминании Алка голос касианца задрожал. Церсей спрятал изможденное лицо в ладонях и вонзил когти в тусклые чешуи.

— Выживи Алконост, и я бы вынес свое бремя. Моя совесть была готова к жертвам, но… Мертвецы Горегляда и Осиротителя легли в землю и никогда больше не поднимали на них своих мертвых глаз. Почему со мной вышло не так? Почему мне осталась Селена Сорса?

— Сорса? — глухо повторила Кирина.

— Ярогост приказал мне избавиться от нее, когда я провалился с Гамаюном. Сенатор видит в ней опасность. И я пытался, честно пытался, даже подключил Тарковски, — Кирина вздрогнула, и Капитан взглянул на нее с раскаянием. — Прости, что пришлось отдать ему тебя. К моменту вашей встречи в этом кабинете, он уже вытянул из Сорона все известные тому имена с той же легкостью, с какой в последствие вынул десятки новых из тех, кого сдала ему ты. Он мог разрушить все планы сенатора Ярогоста, но на нашу удачу служба у Президента уже не удовлетворяла его амбиций, и Тарковски нашел себе нового покровителя в моем лице. Я посвятил его в замыслы Сената, и он взялся устранить Сорсу, сделав тебя своим орудием. Однако, как и все мы, Тарковски просчитался, недооценив Гамаюна. Мы так отчаянно боролись с Мастером на трибунале, пока мне вдруг не открылась правда: мы сражаемся за мертвеца, — Церсей зажмурился, и на веках вскипела влага, просачиваясь в воспаленные трещины на чешуях. — Селены Сорсы больше нет, от нее остался один прах. Она умерла вместе с Алконостом, чтобы переродиться моим проклятием. Какой убийца стерпел бы, восстань из могилы его жертва? В ее пустых глазах я вижу свое настоящее отражение: рогатое чудище, захлебнувшееся в чужой крови.

Слова Капитана отчего-то ранили Кирину. Ее утраты не оплакивал никто. Даже порожденные собственным разумом голоса стремились обострить и без того нестерпимую боль.

— Что значит — умерла? Теракт унес десятки жизней, Сорса не единственная потеряла друга в то утро.

— Алконост не был ей другом, — горько улыбнулся пришелец, — они любили друг друга.

Кирина сочла, что ослышалась.

— Как — любили?

— Так, как не пожелаешь врагу: Алконост унес с собой в могилу ее сердце. Слезы не принесли ей облегчения, только иссушили и надорвали душу. Ее терзает не горе, а настоящая агония, — голос касианца упал. — Все поют о любви, которая сильнее смерти, а их оказалась сильнее жизни.

— Но Алконост ведь не человек.

— А Селена не гарпия. Не то ли это подлинное единство разума, о котором так много болтал Утавегу?

Мокрые дорожки пересекли лицо Церсея. От вида плачущего дракона Кирине сделалось жутко.

— Каждый день я вижу перед собой ее мертвые глаза, а ночью вслед за ними ко мне являются другие: золотые, алые, черные и малахитовые. Десятки мертвых глаз смотрят на меня из темноты, и во всех отражается монстр. Теперь мне ясно, что такое скорбь, и я больше не могу ее вынести, Кирина.