Сказки печали и радости
Шрифт:
– Как только проснулась… – повторила Василиса.
От нажима пластиковая ручка треснула. Запасная лежала в ящике стола, но лишнее движение могло сбить пациентку с настроя, так что Василиса не шелохнулась.
– А когда ты проснулась? Помнишь, что этому предшествовало?
«Проснуться» – довольно популярная среди пациентов метафора. Василиса даже заскучала, услышав именно эту фразу из уст Марии. После намеков главврача она ждала от ее случая чего-то более необычного.
– Не помню. – Мария пожала плечами. – Может, седмицу
Проклятая ручка потекла, перепачкав пальцы и оставляя на листах синие кляксы. Василиса тихо скрипнула зубами и склонилась над блокнотом, надеясь, что так сумеет скрыть раздражение, наверняка сверкнувшее во взгляде.
Она коротко отметила красочное сравнение с волком и устаревшее слово, вычитанное то ли в учебнике, то ли в старославянской сказке.
– Да вроде не замечала, – уверенно ответила Василиса. – А что, должна была?
Вообще-то, со временем у нее и правда имелись проблемы. Оно слишком часто утекало сквозь пальцы, но вряд ли ее собеседница имела в виду именно это.
– Конечно! – Мария впервые с начала разговора не сдержала эмоций и посмотрела удивленно, с недоверием. – Ты же не отражение. Ты настоящая, как и я. Неужто не приметила ничего?
Василиса моргнула, на мгновение позабыв про чертову мажущую ручку. Мир снова рассыпался снопом искр, а в голове усилился стук молоточков. Секунда, не более, и все вернулось на свои места. Ее реальность в виде уютного кабинета, новой пациентки в кресле и просьбы главврача снова обрела четкие очертания.
В кармане белого халата, наброшенного поверх повседневной одежды, глухо завибрировал телефон. Василиса украдкой, понимая неэтичность своего поступка, нащупала его пальцами и нервно покосилась на экран. Пациентов у нее много, и их проблемы воспринимались рутиной, а вот ее история с Ваней…
На экране высветилось еще одно короткое сообщение: «Я поругался с отцом и ушел из дома. Еду к тебе».
Только многолетняя практика общения с людьми, которых может спровоцировать неверно сформулированная мысль, помогла удержать на лице выражение вежливого интереса. Больше всего на свете хотелось злой ведьмой вылететь из кабинета, набрать инфантильного дурачка и высказать ему все, что накипело. Вместо этого Василиса разжала пальцы, телефон упал обратно в карман, а она подняла голову от записей и спокойно продолжила разговор:
– Знаешь, меня мало кто называет настоящей. Пожалуй, это можно счесть комплиментом, как думаешь?
Кажется, Марии она понравилась. Контакт с ней определенно установлен. Редкое везение, ведь даже делать для этого ничего не пришлось. Что ж, теперь осталось грамотно сыграть на чувстве «мы похожи, мы вдвоем против всего мира» и…
– Чудно говорите. – Мария пожала плечами. – Как вилами по воде водите: красиво, но бессмысленно.
Василиса скупо улыбнулась. Ладно, с выводами она поторопилась. Ну ничего,
– Расскажешь о том дне, когда проснулась? Это помогло бы нам выстроить цепочку событий, которые привели тебя к сегодняшней точке.
Мария чуть замялась, а затем откинулась на спинку кресла и уточнила:
– С самого начала рассказать?
– Можно и так.
Чего Василиса не ожидала, так это последовавших за этим слов, упавших в тишину кабинета грохотом покатившихся с гор камней.
– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была я, дочь купца… Что? Ты же сказала поведать все с самого начала.
Василиса помотала головой. Телефон в кармане снова завибрировал, но в этот раз она не обратила на него внимания. Все потеряло смысл, отошло назад. Все, кроме слов Марии. Они будто оглушили, будто потащили куда-то вниз…
Чертова ночная ссора! Как сложно сконцентрироваться, когда мозг будто плавает в тумане.
– Ничего, – медленно проговорила Василиса. – Продолжай.
– Звали меня все Марьюшкой, имя матушка выбрала. Отец ее любил до одури, да только недолго им было суждено пробыть вместе: свела ее в могилу хворь. Остались мы, три дочери, с отцом…
Ручка, оставив в блокноте огромную кляксу, упала на пол. Василиса не стала ее поднимать. Ее взгляд был прикован к темному пятну на белой бумаге. В чернильной синеве вдруг проступили зеленоватые, болотные оттенки.
Василиса чуть дрогнувшей рукой поправила очки и с силой надавила на оправу. Клякса снова приобрела нормальный цвет. В горле пересохло. Часть истории она, определено, пропустила.
– …А мне отец привез перышко. Сестрицы посмеивались надо мной да все кичились новыми лентами и сережками.
Телефон снова завибрировал, и в этот раз Василиса не глядя выключила его. Он безмолвным кирпичом опустился на дно кармана. В голове вместе с рассказом Марии проносились яркие образы, призрачные, будто из старого сна. Приходилось усилием воли отгонять их, чтобы сконцентрироваться на настоящем.
– Их веселье поутихло, когда ночью ко мне в спаленку влетел Финист – Ясный сокол, понимаешь?
Василиса мрачно кивнула и подняла ручку с пола. Мария не просто проводила параллель со сказкой и в метафорах пересказывала свою историю. Нет, все оказалось серьезнее, чем можно было подумать, просматривая личное дело. Похоже, их клиент, отец Марии, кое-что утаил…
– Полюбили мы друг друга, да только наше счастье рыбьей костью в глотке у старших сестриц застряло.
Сестрицы как собирательный образ фанаток певца Финистова? Возможно.
– Задумали они нас со свету сжить и спрятали в окошке заговоренные ножи. Соколик мой прилетел, да пробраться ко мне не сумел. Изранился весь, кровью истек.
Ножи – символ предательства. Василиса педантично отметила это в блокноте. Иногда работа с образами помогала не хуже других, более новаторских методов психотерапии.