Сказки попугая (Тота кахани)
Шрифт:
К концу XVIII в. английская торговая компания, так называемая «Ост-Индская компания», уже прочно закрепила свое положение в Индии. Англичане постепенно захватывают в свои руки всю экономическую и политическую жизнь страны. Заинтересованные в укреплении своего влияния, они прекрасно учитывали необходимость усвоения языков местного населения и в особенности самого распространенного из них — индустани, который все более и более вытеснял из обихода персидский язык, сохранившийся лишь в ограниченных кругах мусульманской аристократии. В 1800 г. англичане основали в Калькутте колледж Форта-Уильяма, предназначенный для обучения английских администраторов языкам местного населения. Директором колледжа был назначен д-р Джон Гилкрист, уже проживший в Индии около семнадцати лет и основательно изучивший индустани. Гилкрист агитировал за то, чтобы именно индустани заступил место персидского в качестве государственного языка, что позднее и было установлено декретом английского правительства в 1838 г.
Для обучения
В числе писателей, привлеченных Гилкристом, был и сайид Хайдар-Бахш Хайдари. Родившись в Дэли, он еще ребенком переселился с отцом в Банарас. Хайдари получил прекрасное для своего времени образование. Историю литературы и поэтику ему преподавал Али Ибрахим Хан Халиль, главный судья банарасского суда, сам выдающийся знаток поэзии и автор известного историко-литературного труда. Догматам ислама и мусульманскому праву Хайдари учился у Гулам Хусайн Хана, одного из мусульманских ученых, служивших под начальством Али Ибрахим Хана. Хайдари сам получил должность в банарасском суде, но литература привлекала его сильнее юриспруденции. Еще продолжая служить, он написал «Повесть о Лайле и Маджнуне» (Кисса-э-Лайла о Маджнун), а в 1800 г. — роман под заглавием «Повесть о солнце и луне» (Кисса-э-Мехр о Мах). Последнее из этих произведений он представил на рассмотрение Гилкристу и в результате получил назначение на должность преподавателя в колледже Форта-Уильяма, где и развернулась его дальнейшая писательская деятельность.
Больше мы ничего не знаем о жизни Хайдари; даже год его смерти точно не известен. По одним источникам, он умер в 1828 г., по другим — в 1833 г.
Хайдари оставил богатое литературное наследство. Помимо двух упомянутых романов, известны следующие его сочинения: «Украшение собрания» (Араиш-э-Махфиль) — повесть об арабе Хатим-Тае, знаменитом своей необычайной щедростью; поэма «Семь портретов» (Хафт Пайкар); «История Надир-Шаха» (Тарих-э-Надир) — монография о Надир-Шахе и описание его набега на Индию в 1739 г.; «Цветок искупления» (Гуль-э-Магфарат) — история мусульманских мучеников: «Сад мудрости» (Гульзар-э-Даниш) — сборник рассказов о хитрости и коварстве женщин; «Букет Хайдари» (Гульдаста-э-Хайдари), содержащий сто исторических анекдотов, сборник стихов и историко-литературный труд об индийских поэтах; кроме того, Хайдари написал ряд так называемых «маснави» — поэм, оплакивающих смерть мусульманских мучеников. Большинство прозаических сочинений Хайдари — переводы с персидского, что, как уже известно, отнюдь не умаляет значения его творчества.
Наиболее прославленным произведением Хайдари является «Тота Кахани» («Сказки попугая») — обработка «Книги попугая» («Тути Нама») Мохаммада Кадири. Написанная в 1801 г., «Тота Кахани» впервые была издана в Калькутте в 1803 г. и с тех пор многократно переиздавалась.
Как и другие восточные переводчики, Хайдари не вполне придерживался своего оригинала. Очень немногие фразы переведены им буквально. Кое-что Хайдари выпустил и многое добавил. Предисловие, например, целиком написано им. Узор фабулы как в обрамляющей повести, так и в отдельных сказках, правда, оставлен без существенного изменения, но разработан более тщательно. Хайдари ввел ряд подробностей описательного характера, обогатил диалоги действующих лиц и т. д. Это особенно относится к обрамлениям сказок — беседам попугая с Худжастой. У Кадири обрамления в большинстве случаев очень кратки и, предназначенные служить механической сцепкой для отдельных сказок, имеют второстепенное значение. У Хайдари обрамления приобретают самостоятельную ценность: они дают яркую характеристику попугая и его слушательницы, уделяют внимание описаниям наружности и одежды Худжасты, а по содержанию своему большей частью представляют попытку ввести читателей в сюжет каждой соответствующей сказки. Обогащением версии Хайдари являются новые пословицы, поговорки и изречения (таких около тридцати) и многочисленные стихотворения, совершенно отсутствующие у Кадири.
Всякое литературное произведение — продукт определенного класса, определенной страны, определенной эпохи. Но «Сказки попугая» прошли долгий путь, прежде чем вылились в позднейшую из перечисленных форм — «Тота Кахани» Хайдар-Бахша Хайдари, которая, таким образом, не может быть отнесена к одной определенной эпохе в полном смысле этого слова. Правда, все «предки» «Тота Кахани» («Шукасаптати» и другие индийские сказочные сборники, «Тути Нама» Нахшаби, «Тути Нама» Кадири) имеют общую родину, жизнь
Но Индия начала XIX в. уже далеко не та, что породила «Шукасаптати». Прошли века, разлагающийся феодализм стал уступать место торговому капиталу, ислам наложил свою тяжелую руку на индийский народ. Англия уже раскинула сети, которыми она вскоре опутает Индию. Все это, конечно, влияло на литературу вообще, а в частности нашло свое отражение в «Тота Кахани».
Из какого же класса индийского общества вышли «Сказки попугая?» Почти полное отсутствие сведений о Нахшаби и авторах древних сказочных сборников не позволяет нам делать биографически обоснованных заключений о их принадлежности к тому или иному классу. Даже о Кадири, ближайшем предшественнике Хайдари, мы ничего не знаем, но то обстоятельство, что имя его не оставило следа в истории Индии конца XVIII в., позволяет предположить, что Кадири не принадлежал к высшему классу мусульманской аристократии; по всей вероятности, он находился в числе рядовых писателей, вышедших из средних слоев общества. Наконец, что касается Хайдари, то приведенные выше данные о его биографии, повидимому, позволяют отнести его к мелкобуржуазной мусульманской интеллигенции.
Впрочем, оба последних, довольно близких между собой, варианта «Сказок попугая» — и «Тути Нама» Кадири и «Тота Кахани» Хайдари — сами обнаруживают свое происхождение. Они дают достаточно определенную картину идеологии мелкобуржуазной индийской интеллигенции конца XVIII в., вынужденной служить интересам угасающей монархии и слабеющей аристократии.
Читая сочинения писателей этого периода, не следует забывать о том, в каких условиях эти произведения создавались. В большинстве своем писатели были «придворными поэтами». Они всецело зависели либо от самого императора, либо от какого-либо из высших сановников, при дворе которых литераторы состояли, получая вознаграждение, иногда в форме помесячного жалованья, за свой литературный труд. В качестве наемников аристократии, писатели естественно отрывались от широких народных масс и творили в духе своих социальных заказчиков. Движимые борьбой за существование и конкуренцией, писатели старались угождать запросам своих покровителей. Отсюда, с одной стороны, обилие хвалебных од и пропаганда идей монархизма, с другой — эротика и фантастика, отвлекавшие высшие классы от печального сознания близкой гибели. Но самостоятельная мысль, хоть она и зажата в тиски, все же кое-где пробивается свежими ростками. Писатели иногда решаются на замаскированную сатиру, изображают быт средних и низших классов, высказывают либеральные взгляды.
«Сказки попугая» представляют выразительный образчик идеологических противоречий, характерных для индийской интеллигенции конца XVIII в. Попытаемся несколько разобраться в этих противоречиях и наметить отдельные мотивы идеологической настроенности авторов.
Как знамение начала новой эры, особенно заслуживает быть отмеченным предисловие Хайдари к «Тота Кахани», ибо оно, одно из первых по времени, отражает новую ориентацию индийской интеллигенции. Дифирамбы высоким покровителям — обычны в авторских предисловиях к литературным произведениям тех времен, но Хайдари уже не обращает взоров к утратившему былое могущество Великому Моголу; англичанам — Гилкристу и маркизу Уэлсли, представителям новой власти, возносит Хайдари хвалы в изысканном и пышном стиле; на смену мусульманским властителям идет — пока еще далекий — «шах Инглистана», и писатели, привыкшие перекочевывать от бедных, разорившихся дворов к богатым и процветающим, уже приготовились служить будущему повелителю.
Монархические идеи наиболее ярко выражены в 4-м рассказе. Мотив верности государю, «питающему подданных», звучит на протяжении всего рассказа, достигая наивысшей силы в длинной речи юноши, готового, не задумываясь, пожертвовать своей жизнью ради спасения бадшаха. В этом же рассказе мы встречаем интересное, с исторической точки зрения, свидетельство о том, что в то время даже в школах учителя воспитывали детей в верноподданническом духе.
Однако на ряду с пропагандой голого монархизма мы встречаем в «Сказках» и идеи так называемого «просвещенного абсолютизма»: хороший государь заботится о благе народа даже в ущерб собственному отдыху (вводный анекдот в рассказе 36-м); он не должен обижать бедняков (рассказ 8-й); он жертвует удовлетворением своей страсти, чтобы не совершить насилия над подчиненным (рассказ 28-й). Справедливый, заботливый государь и верные, преданные подданные — таков идеал; но действительность далека от него, и, прикрываясь миром животных, «Сказки попугая» показывают нам иную картину (рассказ 15-й): угнетенный народ устраивает революцию и низлагает своего главу, который, ища помощи извне, не колеблется погубить бывших подданных, «дабы вернуть свое благополучие»; но иностранная интервенция — обоюдоострое оружие, и низложенному властителю едва удается спастись самому. Образ обманутого и побежденного монарха (иногда фигурирующего в маске тигра) не раз встречается в «Сказках».