Сказки Рускалы. Василиса

Вечер Ляна

— Давай отсюда, пока я не передумал!

Потап, забыв о печали, безо всяких благодарностей в мою сторону, расправил огромные кожаные крылья, нагоняя тень на собравшихся. Народ заохал, кто-то завизжал, обернулись царские прислужники. Аспид, пригнув длинную шею к земле, грохоча огромными лапами, разбежался и взмыл в подернутое тонкими облаками небо. Народ только с ног повалился и пуще гам поднял. Чуть сама наземь не упала — Ярка удержал.

— Затопчут! — кричал друг, укрывая меня от обезумевших. — Давай в обратную сторону!

Доля

всегда и все взвешивает ровно — если пуд добра с утра получила, то пуд лиха в обед ожидать надобно. Сколько бы я не отмахивалась от этой приметы — сбывается, хоть тресни.

Последние деньги за Потапа отдала — мое решение, но вот оказию в ярмарочных конюшнях не могла угадать. Оказывается, чтобы забрать нашу лошадку нужно приплатить конюху еще раз. Сдал лошадь — отдай и задаток, а потом гуляй, сколько влезет. Только как скотину забрать соберешься, заплати вторую часть, иначе иди куда шел — пешком, конечно. Правила подкреплены указом Гороха — подпись, печать. Сколькие по незнанию коней лишились в пользу царских конюшен — представить страшно. Конюх запросил аж двадцать золотых, а у нас Яром всего пятак на двоих.

— Съездил в столицу, — сердито бурчал друг.

— Ярушка, прости, — у меня сердце от вины разрывалось.

— Ладно, Вась. Я же не на тебя злюсь.

— Правда? — метания в груди немного поутихли.

— Правда-правда.

Вздыхая, друг наблюдал, как нашу кобылу передают в руки добрых молодцев из царского патруля.

— Надо к кому-то прибиться, — искала выход, чтобы хоть как-то подбодрить Ярку, — может, на телеге довезут добрые люди до Трактового, а там за пару золотых клячу какую-никакую выторгуем.

— Васенька, — Яр вдруг поменялся в лице, в глазах заиграли озорные огоньки, — ты поезжай домой, а я тут останусь.

— Ты чего такое говоришь, Ярушка?

Огоньки во взгляде кузнеца быстро превращались в настоящий пожар — настойчивый и беспощадный.

— Дождусь возвращения царских колдунов в Первоград и попрошусь в ученики. Когда мне еще такая удача выпадет, Вась? Просижу в кузнеце до старости, так ничего и не добившись.

— Счастье оно ведь не только в странствиях да в колдовстве…

— В чем же еще-то?

— Хоть бы в любимых, в землях вольных, в работе, что спорится, ежели сердце поет…

Друг словно и не слышал моих слов. Мыслями он уже поступил в ученики, а возможно, и грамоту получил — видела в серых глазах Ярушки, как билась мечта, будто птица в клетке, все выбраться на свободу пыталась.

— Вась, а оставь мне книжку теткину. Позанимаюсь, пока колдунов ожидаю.

— Что ты?! Ты что?! Нельзя книгу передавать кому попало…

— Значит, я — кто попало?! — мгновенно рассвирепел кузнец. — Так, значит?!

— Ярушка, не то сказать хотела, — спешила оправдаться с дрожью в груди.

— Что хотела, то и сказала! — исподлобья глядел Яр. — Не поминай лихом, Василиса Дивляновна.

Друг резко развернулся и зашагал прочь от ярмарочной

площади. Растерянная, со слезами на глазах замерла, не зная, что делать, а когда сообразила следом за ним кинуться, поздно оказалось — широкоплечая фигура Ярки затерялась в толкучке. Уж как я народ локтями расталкивала, в каждом похожем молодце Яр чудился, но он будто сквозь землю провалился.

Сбившись с ног, искала Ярку по всему Первограду. Без сил, выплакав все слезы, к вечеру выбралась на окраину столицы к небольшому пруду. Здесь, в окружении шуршащих берез и тихой водной глади, город терял надоедливый уличный гам. Словно этот пятачок на его израненном теле оставался единственным здоровым местом.

Усевшись у самой воды, втянула носом холодевший вечерний воздух и снова слезы на глаза навернулись. Обидела друга, вот и поплатилась. Теперича до утра куковать здесь. Не сыскать мне Ярку в огромной столице, да и надо ли? Вон как глаза мечтой горели. Может, прав он — когда еще такая удача выпадет? Вернись он в Косиселье, Рюма столько работы навешает… Не отпустит больше в Первоград леший знает сколько. Так и погибнут мечты о колдовстве и дальних странствиях, сгорят в горне, под молотом треснут.

— Цаца, наконец-то отыскал тебя!

Гулкий голос аспида заставил меня добро вздрогнуть. Не заметить, задумавшись, шумного появления крылатого змея могла только я. Хорошо примятая высокая трава свидетельствовала в пользу неудачной посадки, а я и ухом не повела.

— Чего тебе? — шмыгая носом, прятала красные от слез глаза.

— Поблагодарить хотел.

— Поблагодарил, лети дальше.

— Цаца, ты чего? Я ведь не шаромыжник какой! Хотя не самый правильный… — почти по-человечески аспид выразил на черной морде сожаление. — Ты ревешь, что ли?

— Не реву, — буркнула в ответ и круче отвернулась.

— Богатырь твой где, цаца? — шея змея обвилась вокруг меня, не давая спрятать заплаканное лицо. — Скоро стемнеет, а ты на краю столицы, одна совсем.

— Не богатырь он — кузнец, а где — мне теперь неведомо.

— Кузнец… — задумчиво нахмурился аспид. — Да хоть черт лысый, кто же девицу на ночь глядя одну бросает в Первограде? На ночлег-то устроилась?

— Ага, устроилась — тут и заночую.

— Или смелая, или дурная совсем, — диву дался Потап. — В столице нынче по ночам разбои творятся, Гороховы прихвостни не справляются…

— Ну да, — едко согласилась я, — кому знать, если не тебе. Сам, поди, в столицу за этим пожаловал.

— Цаца, отрицать не стану — умыкнуть драгоценность какую у меня в крови, да только умаялся по темницам царским таскаться. Решил на ровную дорожку встать. Теперича когтем никого не трону и даже крошку хлебную не сопру.

Потап выпрямился, выгнув спину. Пухлый живот змея растерял складки и подался вперед. До чего собой гордится, гляньте! Купец на ярмарке, весь товар продавши, такого вида не имеет. Волей-неволей заулыбалась.