Сказки Рускалы. Василиса
Шрифт:
Друга мы уложили на лавку, освободили от верхней одежды, но он так и не пришел в себя. Яга недовольно фыркала, а Малуша успокаивала, мол, и не таких из Нави доставали, и я ей верила. В мягких, но уверенных жестах ведьмы угадывался многолетний опыт лекарства.
— Ну, дочка, так и будешь у печки отсиживаться или расскажешь старушке, что у вас приключилось? — Баба Яга протянула костлявую руку, приглашая за стол.
Уходить от горячей печи дюже не хотелось, но выбора не было. От моих слов зависело, позволят ли Яру остаться в Глухомани, а значит, и мне.
Когда
— Наворотила, Василиса Дивляновна, — качала головой бабушка.
— Яга, ну чего ты ее костеришь без конца, без края? Глянь, девка бледная, натерпелась, поди, — Малуша снова и снова смазывала руки кузнеца целебной мазью.
— А что должно? Баранок ей отсыпать? Рускальским языком сказано — от моей избы прямо в Глухомань отправляться. Нет же! Поперлись к гадалке, потом к Гороху. Принесли с собой этого, — он резко кивнула на Яра. — Скажи-ка мне, подруга, ты ручаешься, что молодец не засланный? Или вдруг на него снова заклятье кинут, и выдаст все село лиходеям.
— Вот что, Ягиня-матушка, — Малуша обтерла руки о фартук и присела к нам за стол, — птицу парень загубил — значит, не получит… как, говоришь упыря того звать? — она вопросительно уставилась на меня.
— Кышек? — не сразу сообразила, о чем толкует женщина.
— Точно — Кышек! Он и послал вестника за вами. Ворон должен был у твоего друга узнать, куда путь держите, но, видать, не успел. Вон, как у молодца руки… до самого мяса. Пусть остается. В Глухомани никакое заклятье не достанет. Умеет твой друг чего делать? — она снова перевела на меня прозрачно-голубые глаза. — Может, мастеровой какой?
— Кузнец, — я радостно закивала, почуяв поддержку.
— Добро. Руки заживут, и пойдет к нам в кузницу, она пустует уж год как.
— Заступница, — цокнула Яга. — С другой стороны, не сунь Васька голову, куда не следует, не знали бы мы, с какой стороны ветер лихой дует.
— Вот и договорились, — заулыбалась Малуша. — Все одно с заклятьем Вечности не сладить, только прятать и остается.
— Ох, не было печали, — замотала седой головой бабушка. — Опасно книгу тут держать. Пока ее ищут, руны будут со страниц рваться, к себе манить.
— Присмири, — взгляд Малуши сделался серьезным.
— Твоя правда, — согласилась Яга. — Придется поколдовать на дорожку. Как смогу — успокою, но знайте — эти оковы от знатных чар сломаются… и придумайте сказку какую для селян, почему Вася с Яром жить остались. Нечего людей тревожить...
В теплой горнице родилась тишина. Каждая из нас думала о своем, но мысли сходились в одном — боязно под боком с такой вещью жить.
— …Вот что, — оборвала затишье Баба Яга, — я тоже схоронюсь. Вернее будет пока новых в Глухомань не водить. Потапу скажу, чтобы носа не казал сюда. Дело-то непростое.
— Ой, непростое. — Малуша отправилась к застонавшему Ярке.
— Худо? — беспокойно хмурилась, поглядывая на друга.
—
— Ну, девоньки, пойду, поколдую, да шею опосля змеюке этой поглажу, — старая ведьма засобиралась уходить.
В избе Малуши оказалась еще и маленькая комната с кроватью. Туда меня ведьма спать и определила. Стянув одежу, натянула приготовленную шерстяную рубаху и забралась под теплое одеяло. Утопая в мягкой перине, впервые за долгое время почуяла домашний уют. Бревна в стенах хрустели от напиравшего мороза, а я, свернувшись калачиком, вдыхала ароматы душистых мазей, плотно пропитавших всю избу.
Ежели глаза закрыть, то можно на мгновение представить — в Косиселье очутилась. В горнице топает не Малуша, а моя тетушка, и завтра с рассветом все снова будет, как прежде. К нам пойдут люди хвори лечить, а Фекла вечером напечет пирогов. Мы усядемся болтать о том, о сем. Возьмемся за прялку, за вышивку, и не узнаю, что такое беда…
Нос защекотал приятный запах. Что же это, впрямь в Косиселье я? Открыв глаза, вдохнула полной грудью и заулыбалась. Аромат свежих пирогов так дурманил пустой живот, что тот протяжно зарычал. Не в силах терпеть голод, откинула одеяло и чуть не побежала в горницу.
— Батюшки! — с широкой улыбкой Малуша глядела на меня, не прекращая лепить пироги. — Что волчонок. Забыла покормить тебя, — она торопливо отряхнула руки и пододвинула к краю стола миску с румяными пирогами.
Не дожидаясь второго приглашения, уселась на лавку и жадно впилась в мягкий теплый бок пирога. По подбородку потек брусничный сок. Ведьма покачала головой, покосившись на мои босые пятки, и отправилась снимать с печи валенки.
— Все одно друга твоего до утра буду мазать, — поставив рядом обувку, она потянулась за пуховым платком. — Тесто уж подошло давно…
— Ярке лучше? — шмякала я с набитым ртом.
— Лучше, — кивнула Малуша. — Сама глянь.
Зажав в руке надкушенный пирог, цапнула из миски еще один и отправилась посмотреть, как там Ярушка. Ожоги больше не выглядели страшно. Кожа из алой превратилась в бледно-красную, стянулась, готовясь заживать. Чудесница Малуша не хуже тетушки хвори изводит.
— Подумай пока, что людям говорить станем. Можно сказать, мол, брат и сестра, а можно — муж и жена.
— Лучше муж и жена, — щеки налились, не хуже моченой брусники на столе.
— Будь по-твоему, — хихикнула ведьма. — Скажем, что без грамоты ты. Дел натворила, поэтому сюда и отправилась, а муж за тобой — куда ему деваться. Ты же ведьма?
— Домовуха, — не отрывая взгляда от друга, кивнула я.
— Слабовато для добровольного заточения в Глухомани. Тогда станем говорить, мол, при царе служила да в немилость попала. Палаты государя ты поглядела, ежели чего подробно расспрашивать станут, будет что рассказать.
— Много в селе народу?
— Так, дворов с полсотни. Есть и пустующие избы. Помирают люди-то… Да ты, никак, боишься? — внимательно заглянув мне в глаза, выдала Малуша.