Сказочница
Шрифт:
Отбрасываю в сторону постпохмельные грустные мысли и объявляю:
— Мы своих не бросаем!
— Тогда точно сожлут всех… — недовольно пробормотал Ромашка.
Как-нибудь не сожрут… Смотрю на свою команду растерянно. С чего начать? У меня один рюкзак, два голодных ребенка и один слишком взрослый подросток восемнадцати лет, который пропал неизвестно куда. Что делать?
— А в какую сторону Вишня ушла?
Как выяснилось, Вишня ушла на поиски родника, так как вода у нас подходила к концу. Я лично не понимала, чем дождевая хуже родниковой, в нашей-то ситуации, но возмущаться при детях не стала. Кто ее знает, эту чарусу, может, здесь дождь
Вещи были собраны, костер потушен. Вишнин рюкзак удобно разместился у меня за плечами, а план дальнейших действий все еще не сформировался.
— Давайте попробуем пройти в ту сторону, куда ушла Вишня, наверное… — уверенности в правильности своих действий у меня не было никакой, но дети почему-то послушались. И мы побрели по мокрому лесу.
Не знаю, что мною двигало, когда я выбирала направление движения. То есть сразу мы, конечно, пошли туда, куда мелкие указали, это понятно. Потом брели долго, перелезали через поваленные деревья, спустились в один овраг и дважды пересекли какую-то речушку. Но я почему-то была уверенна, что мы идем по следу Вишни.
Идем и спорим о том, что у нас на ужин будет. Ну, надо же о чем-то говорить, потому что, если молчать, то начинают одолевать нехорошие мысли..
— А на ужин у нас, навелное, будет сыл… — это Ромашка картавит.
— Не шыл, а шыр… — делает замечание Лютик.
— Зато я говолю сыл, а ты шыл… — возмущается Ромашка и требует моего внимания:
— Мила, скажи ей!
А я ржу реально, потому что с этими детьми либо с ума сойдешь, либо подохнешь от смеха, точно. И уж точно забудешь об опасностях, подстерегающих глупых путешественников в заколдованном лесу…
Тварь я увидела первой. У нее была хищная курносая морда, огромные водянисто-желтые глаза и жуткая пасть. Существо сидело на краю поляны и повернулось на шум, который мы сотворили, с трудом выдираясь из малинника. Заметив нас, тварь зубасто ухмыльнулась, облизала морду противным черным языком и наклонила голову вниз. Наверное, это была собака. Огромная помесь английского дога с химерой из кошмарного детского ужастика. Массивная голова была непропорционально большой, и я подумала, что во время движения животное, по-видимому, должно заваливаться вперед, потому что тонкие длинные лапы, узкие плечи и не очень крупное туловище, по всей логике, не способны удержать такую огромную башку.
Чудище громко взревело, задрав морду кверху и, словно смеясь над моей логикой, с ленивой грацией огромного хищника двинулось вперед. Оно не торопилось, зная, что на побег у нас нет ни шанса.
— Боги! Что это такое!? — выдохнула я и испуганно вздрогнула, когда за моей спиной завизжали дети и откуда сверху раздалось недовольное:
— Идиотка! Зачем ты их сюда притащила?!
Вишня сидела на дереве и выглядела… жалко. Куртка изодрана, правый рукав отсутствует полностью, а от левого осталась только половина, измазанное кровью лицо грустно расчерчивают дорожки слез, волосы всклокочены, а глаза… в глазах обреченность, тоска и надежда.
Ох! Про надежду нам всем стоило забыть. Потому что Ромашка, Лютик и я с коротким ножом наперевес — плохая команда спасателей. Черт! Надо было послушать Ромашку и попытаться найти эту проклятую полынью. Тогда, возможно, у нас троих осталась хотя бы надежда на то, что мы выберемся из чарусы. Сейчас же шансы на жизнь исчезали пропорционально скорости, с которой двигалась тварь в нашу сторону. Она рычала и булькала, а я глаз не могла оторвать
Из пасти твари омерзительно воняет, обильная вязкая слюна заливает мне глаза, я выставляю вперед левую руку, и мощные челюсти смыкаются чуть ниже моего локтя. Черт! Как же больно! Я, кажется, заорала, пытаясь криком выгнать себя из мучительного шока. А тварь только заворчала утробно и активней задвигала челюстями.
— Че-р-р-р-р-т!!!!!
Я взвыла и со всей силы всадила свой короткий нож хищнику в ухо. И еще раз, и снова… Я молотила по отвратительной курносой морде изо всех сил и с совершенно несвойственной мне яростью. Я извивалась и пыталась ударить зверя ногой. Я, кажется, что-то рычала, перекрикивая чудовищный рев, переходящий в болезненный скулеж, и захлебывалась в горячей соленой крови, хлещущей из раненой твари. Челюсти разжались, и я вцепилась левой рукой в окровавленную скользкую шкуру, а правой продолжала бить: по шее, по глазам, вслепую и яростно… В какой-то момент тварь пронзительно взвизгнула и из последних сил рванулась к моему горлу. Я задохнулась и не заметила, как моя рука с зажатым в ней ножом оказалась прямо в пасти существа. Ничего не соображая, совершенно ослепшая от боли и крови, я отчаянно всадила нож по самую рукоятку твари прямо в нёбо. Она конвульсивно дернулась, замычала и затихла на мне.
— Черт! Черт! Черт! — орала я, придавленная мертвым телом. — Снимите это с меня!..
Ромашка и Лютик, зареванные и перепуганные, бросились мне на помощь. И почти сразу к ним присоединилась хромая, бледная и не менее зареванно-напуганная Вишня.
— Я не понимаю… — бормотала она, пока я, отвернувшись от тела твари и согнувшись в три погибели, последовательно прощалась с обедом, завтраком, самогоном, ужином и, кажется, даже с куском своего желудка.
— Как у тебя получилось? Я не понимаю…
Я только отмахнулась от нее и вытерла рот рукавом. Рукавом, который побывал в вонючей пасти… Эта мысль заставила судорожно сжаться опустошенный желудок, а рот наполнился горькой слюной.
— Дай… дай мне… что-нибудь, — простонала я, вздрагивая всем телом.
— Водички? Платок? А может… — Вишня жестом фокусника достала из-за пазухи флягу, и я взвыла.
Все! Пьянству бой! Больше никогда…
— Прости! Мирочка, солнышко, извини, я не подумала, я…
Вишня плакала, размазывая слезы по засохшей крови, дети всхлипывали, а я стояла, упершись руками в колени, пыталась отдышаться и одновременно произнести:
— Никогда не… называй… меня… Мирочкой!
После чего Лютик сообразила протянуть мне условно чистую тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась рукавом моего некогда шикарного платья. Вот что значит грамотно подойти к выбору одежды. Одна вещь, а сколько пользы…
Я с остервенением терла лицо и руки, пытаясь избавиться от крови и, главное, от невыносимого смрада.
— Покажи мне руку, — велела Вишня, немного успокоившись. — Сильно порвал?
Я даже не сразу поняла, о чем она говорит, потому что на адреналине боль вообще не чувствовалась, а когда поняла только охнула и испуганно закатала разодранный рукав. Откровенно говоря, я ожидала худшего.