Сказочница
Шрифт:
— …!
— Ну, я как бы тоже так думаю, но при детях озвучиваю это немного другими словами…
— Извини. Я просто в шоке…
Не клеймо, значит. И не ошейник с именем хозяина. Не кандалы. И ничего такого. А все только мне на благо и для моей безопасности… Ну, красавчик…
— В двух словах я поняла. А подробнее?
— Если мужчина, обладающий магическим даром, встретил женщину с энергетическим потенциалом, и если эта женщина не находится под чье-либо опекой, то мужчина должен предоставить женщине охрану своего дома, — Вишня посмотрела на меня виновато. — Понимаешь, по сути, это хороший закон, направленный на то, чтобы защитить женщину, в первую очередь. Ну, и во
— …! То есть, я хотела сказать, фу! Вот же ж свинство!. Это… Меня, кажется, сейчас стошнит…
Стоим втроем: я, Вишня и Лютик — и на Ромашку недовольно смотрим. А Вишня, младшего брата задумчиво рассматривая, произносит:
— Вот гляжу я на него, такого маленького, такого хорошенького, такого любимого и понимаю, что где-то же растет мученица, которая с ним потом всю жизнь мучиться будет…
Нет, я с такой позиции эту ситуацию не оценивала никогда, конечно, но вообще-то рациональное зерно в этих словах есть…
— И что ж ты тогда радовалась так, когда браслет на моей руке увидела? — с неудовольствием вспомнила я.
— Ну, как же! — Вишня радостно улыбнулась. — Теперь нам не надо бояться, что кто-то заявит на нас свои права! Скажем всем, что мы под опекой твоего мужа… И это, — она с трудом убрала с лица веселье и добавила:
— Сочувствую…
Сочувствует она…
Сижу реву у костра. Думаю думу горькую. Кир сволочь такая, а я в него… То есть я совсем не это подумать хотела! И не думала я в него… Что ж я невезучая-то такая… Так хотелось романтики и цветов! Вечерних прогулок вдоль набережной, слов ласковых, признаний, поцелуев под звездами… Клише и патока? И пусть, мне все равно. Хочу! А вместо этого… Громко хлюпаю носом и судорожно вздыхаю.
— Слушай, хватит реветь, а?
Вишня подползла к огню и хмуро протянула мне платок.
— Утрись.
— Обойдусь…
Вздохнули.
— Он хоть симпатичный?
— Симпати-ичный… — и слезы тройным потоком из глаз.
— Ну, я не знаю… Хочешь выпить?
— А у тебя есть?
Достает из холщового мешка флягу и протягивает мне. Отвинчиваю крышечку и с опаской нюхаю.
— Это самогон что ли? Фу!
— А ты хотела шампанского? Давай сюда, если не хочешь…
Набираю полную грудь воздуха, задерживаю дыхание и делаю глоток.
— Мать моя женщина! — слезы сначала высохли, а потом снова покатились и по горлу словно наждачкой изнутри прошлись. И это я не говорю про аромат и послевкусие. — Боги! Где ты взяла это… эту амброзию?
— Где взяла, там уже нет…
Хорошо, что нет… Потому что это не самогон. Это дизельное топливо… авиабензин… или что там в самолеты заливают? Жуть жуткая… Но после второго глотка в голове наступило резкое просветление. А чего я реву, вообще? Подумаешь, замуж вышла и не заметила! В жизни случаются вещи и пострашнее… Вот прямо сейчас я так сразу не скажу, какие именно, но точно знаю, что случаются. И вообще, я же теперь Каю могу нажаловаться! Нет, Каю нельзя… Он красавчику голову оторвет… а мне его голова самой нужна. Я лучше сама ему жизнь испорчу… Вздыхаю, делаю третий глоток, поднимаю голову вверх, вижу огненные тени на еловых лапах и падаю навзничь. Хороший все-таки у Вишни самогон. Главное — экономный очень…
А отмечали ли вы день студента в общежитии Радио-технического института, когда на шестнадцать человек двадцать две бутылки водки и одно десятилитровое ведерко салатика 'Оливье'? Я — да. И это
Помню застолье. И «Мафию». И песни под гитару. «Как здорово, что все мы здесь», «Гаудеамус», «В каморке, что за актовым залом»… Потом Наутилус, Земфира… И неожиданно уже Ленка Маневич танцует на тумбочке и орет на весь двенадцатый этаж: «А девочка созрела, созрела, созрела!..» Потом провал. И нахожу себя на балконе. Все курят, я грущу в углу, а Кай целуется с Ленкой… Еще помню мысль о том, что не зря она танцевала… Потом Наташка кричит: «Чего киснем? У нас там водка греется!..» Следующее воспоминание — неизвестный мальчик, который, стоя на обломках тумбочки, декламирует неизвестные стихи неизвестного автора. (Самое болезненное воспоминание в моей жизни, потому что и по сей день никто мне так и не ответил на вопрос, а был ли мальчик.) Потом помню Аленку на коленях у Кая. Потом туман. И уж совершенно неожиданное: Ленка стоит в углу, двумя руками держится за батарею и кричит: «Змеи!!! Змеи, блин!!! Держите их! Они шевелятся…»
А потом темнота, которая заканчивается солнечным утром, пахнущим чем-то безумным: перегаром, прошлогодним «Оливье» и носками тракториста. Причем, судя по ощущениям, свои носки тракторист хранил у меня во рту. И еще этот человек говорил небритым голосом Кая: «Господи! Что это вчера было?» И где-то на фоне плакала Ленка и хохотала Аленка. И очень хотелось пить. И голова болела зверски.
Пробуждение после трех глотков Вишниного самогона было… неожиданным. Во-первых, мозгу в голове было удивительно мало места. И он из-за этого болел нечеловечески просто, невыносимо. И вместе с ним болела печень, почки, желудок и зубы. Во-вторых, я неожиданно осознала, что жизнь не удалась, ну, или, по меньшей мере, утратила смысл. Потом подумалось, что смысла-то и не было никакого…
Короче, это были самые неприятные семь секунд в моей жизни, а потом я открыла глаза и пробормотала в никуда:
— Вишня! Твоя амброзия… — и задумалась в поисках приличного эпитета.
— А Висня усла…
Опухшему в маленькой голове мозгу понадобилась минута, чтобы обработать информацию и сделать выводы:
— Куда ушла? Давно?
— Утлом…
— Утром? Пардон, а сейчас что? — и по сторонам оглядываюсь. Дождь, небо серое, с еловых лап капает… В общем, вчерашнее гадство, ага.
— Обед? — Ромашка задумчиво рылся в холщовом Вишнином мешке. — Или ужин… Очень кушать хочется…
— Висня велела тебя не будить, — сообщила Лютик, — и мы не будили. Мы здали, здали и здали, а ты не просыпалась и не просыпалась…
И как-то сразу забылось о том, что мне плохо, а мозг уменьшился в размерах и перестал давить на черепную коробку.
— Так… значит надо что-то… надо же что-то делать… искать ее, что ли, мало ли что случилось…
— Это плотив плавил, — заявил Ромашка. — По плавилам надо искать полынью.
Чтоб я еще знала, что такое полынья и как ее искать… Я даже мозг свой приструнила от возмущения и заставила работать. И уже даже было открыла рот, чтобы высказать свое мнение по поводу правил Ромашки. Но потом передумала. Я что, на самом деле собираюсь спорить с детьми? Нет, с малышней я спорить не буду. Я просто знаю, что не могу уйти отсюда одна, без этой почти незнакомой мне Вишни, которая честно отвечала на все мои вопросы, не врала мне, не скрывала от меня ничего, поделилась со мной волшебным самогоном и… и заботливо велела меня не будить. Боги! Кто же обо мне заботился-то в последний раз? Точно не Кай. У мужиков вообще, как показывает практика, на заботу иммунитет. В смысле, не умеют они заботится.