Скиф

Ботвинник Иван Парфенович

— Нет! Нет! — Филипп вскочил. — Пусть голодный, пусть жаждущий, но я хочу, я страдаю, я живу!..

— К чему же ты стремишься?

— К истине действенной. Вот я прочел: Зенона, Платона, Гераклита, Анаксагора, Пифагора, Эпикура… И все равно… Создал ли меня Нус — небесный разум, как уверяет Анаксагор, или я — игра бездушных частиц-атомов, как учит Демокрит, — мне все равно тяжело. Никто из них не сказал, как сделать варвара равным эллину.

Люций довольно усмехнулся. Горячий задор пасынка доставил ему истинное наслаждение. Он радовался, что мальчик учится мыслить.

Этот

вечер надолго запомнился Филиппу. Он еще с большей страстью отдался поискам истины. Где она? В чем? Он догадывался, что горячие споры присяжных риторов об истоках добра и зла — всего лишь умственное чревоугодие, как паштет из соловьиных язычков для обжор. Всю жизнь они толкут воду в ступе, веками перепевают один другого, с чем-то соглашаются, от чего-то отрекаются в зависимости от обстановки и времени, — а где же истина, в чем?

Однажды он вцепился в изящного софиста из Афин. Изысканностью манер, элегантной внешностью он напоминал Полидевка.

— Вот ты достаточно еще молод и силен, а что толку? — набросился на него Филипп. — Ты и все другие. Вы ищете наслаждений, умственных или телесных. За подачки ломаетесь, как плясуны на канате. Но никто из вас не думает, как приложить истину к жизни.

— А что такое истина? — осек его софист.

— Истина — благо!

— А что такое благо?

— Благо? — Филипп задумался. — Тут я согласен с Сократом: «Благо — добро, причиненное добрым, и зло, нанесенное злым».

— Кто же добр и кто зол?

— А ты, прожив полжизни, не можешь разобраться, кто добр и кто зол?

— Ты берешься быть моим судьей? — мягко спросил софист.

— Не пустословь! — вспылил Филипп.

— Ты сердишься, значит, ты не прав.

Филипп дерзко расхохотался.

— Я не прав, но ты раболепствуешь передо мной, потому что я богат. Продажные вы душонки. Кричите о добродетели, а ползаете в ногах гетеры; республиканцы, а ищете защиты у царя; кричите, что свобода — высшее благо, а распинаете рабов за то, что они стремятся к этому благу. Я не хочу быть таким мудрецом, как вы!

— Ты, юноша, жаждешь разрушения, — грустно заметил молчавший до сих пор тихий пожилой философ. — Не глумись над побежденным. Правда не в силе.

— А в чем?

— Во времени и движении. Все рождается, живет и умирает.

— Ну и мудрость, — усмехнулся Филипп, — есть то, что есть, а чего нет, того нет…

X

Книг не было, но мысль работала. Аридем вспоминал все, что ему удавалось читать или слышать о восстании рабов.

Еще в древнем царстве Египта «маленькие люди», как их высокомерно именовали летописи фараонов, захватили силой оружия власть и долгое время правили страной. Сравняли раба и господина, раздали пшеницу царских житниц неимущим. Изгнанные рабовладельцы призвали чужеземцев на родные поля, и первое в мире Государство Солнца пало. Восставали невольники и в старом Вавилоне.

В Сицилии лет пятьдесят тому назад возникло царство рабов с царем Евном во главе. Но не связанный ни с одной державой, на острове, окруженном италийскими водами, сириец, ненавистный римлянам, был обречен на поражение.

Однако после гибели Евна и его царства борьба

за свободу продолжалась. В самой Сицилии вновь восстали рабы. Их вождь Сальвий был человеком одаренным, храбрым, сопричастным светлому учению магов. Смерть оборвала его деяния. Преемник Сальвия Афинион показал себя доблестным полководцем, но и его сломил могущественный Рим. И все же их поражения не доказывали Аридему, что рабы не могут быть свободными. Ни сириец Евн, ни эллины Сальвий и Афинион не могли ждать поддержки населения: они были чужеземцами на римской земле, а римляне… Аридем, вспомнив Тития, задумался: нищий полуграмотный оборванец с берегов Тибра, он был уверен в своем божественном праве грабить другие народы. В его жадном теле всегда жило требование вкусной еды и всех наслаждений земной жизни, малоразвитый ум выработал только одну мысль: весь мир создан для племени волков. Поддержки от Тития, Муция и им подобных рабы никогда не дождутся.

«Эллада и Восток — другое дело! — размышлял Аридем. — Здесь все задавлены, и я… я должен решиться. Ведь рабы избирали своими царями таких же рабов, как я: и Евна, и Сальвия, и Афиниона. Пусть я не внук Аристоника! Но моим друзьям нужен свой царь!..» — воскликнул он про себя, хотел встать, но, забыв о нависшем каменном своде, больно стукнулся, снова сел на землю и неожиданно рассмеялся.

— Уже с ума сходишь? — буркнул бородатый фракиец. — Рано. Вытерпи с мое.

— Я не хочу терпеть, — Аридем перестал смеяться. — Не хочу, чтобы и ты терпел.

— Ну что же! Делай все за меня, — фракиец тоже сел. — Андриса сегодня не могли выгнать на работу, у него кровь хлынула горлом.

Аридем потрогал острие кирки.

— Это ждет нас всех…

Гарм, перестав работать, жадно ловил разговор старших.

— Нигде житья нет, — сказал Скилакс, — Фракия не волчья провинция, но волки и ее не оставляют в покое. Врываются и угоняют пленных. Так и нас с отцом в Сицилию увезли.

— Без царя, а сильны волки… — вставил юноша. — Дружные какие! Одного задень — легион ощетинится.

— А нам эфиоп лишний черпак похлебки плеснет — горло друг другу перегрызем, — с горечью проговорил Скилакс.

Он привстал на колени и, замахнувшись киркой, отбил кусок камня.

— Снова не выполним урока, опять хлеба не увидим… Надоело пустое варево жрать…

Круглолицый киликийский юнец Гарм, тот самый, что твердо верил в непогрешимость царей, помог Аридему сложить отбитые плиты. Опасливо оглядываясь по сторонам, шепнул взволнованно:

— Андрису конец… Вот, просил передать тебе… — Киликиец сунул в руку Аридема несколько монет и острую пилочку. — Тебе, Аристоник, наследник Пергама!

— Да, Андрис всегда был верен мне. — Голос Аридема окреп. — Будь таким, как он!

— Клянусь!.. — Гарм нагнулся и поцеловал кандалы пергамца. — Ты мой царь. Я найду еще верных…

Фракиец молча наблюдал эту сцену. В его широко раскрытых голубых глазах мелькнуло изумление. Он не слышал начала беседы, но он видел… Он же не ослеп… Он видел, как этот сорванец Гарм, дерзкий воришка, склонился к кандалам пергамца. Он благоговел!.. Кто же этот человек?!

После работы фракиец замедлил шаги, проходя мимо Аридема.