Скитники

Зиганшин Камиль Фарухшинович

– Да не совсем, дядя Лешак. Скитов-то и вправду много нашел, да людей в них нет. Только эти двое. Познакомьтесь: Григорий и Ефимья.

– А мне поблазнилось, что старшой по лицу вроде как из бар.

За Григория ответил Корней:

– Смотри-ка, угадали. Ученый он. Профессор по иноземному. Латынью называется. Нашей к тому же веры человек, а вот девчонка - из местных, скитских. Чудом уцелела. Остальных Бог прибрал.

– Ну что ж, слава Богу, хоть этих сыскал. Все вам прибавка. Я тут еще кое-что тебе приготовил. Прошлый раз забыл совсем. В кладовой запасы пороха

и свинца имеются. Это-то, поди, вам можно?

– Благодарствую. От этого не откажемся.

– Да вы давайте к столу. Покушайте тайменя, - предложил Лешак.
– Вчерась только поймал. Вон мало солоный лежит. До чего жирный зараза - янтарь янтарем. Только извиняйте: как-нибудь сами о еде похлопочите.

Сердобольная душа Корнея не могла оставить больного Лешака без помощи.

– Придется немного задержаться - поднять старика надо, - объявил парень спутникам.

Непривычные к тяжелым переходам, Григорий с Ефимьей даже обрадовались возможности передохнуть. Несколько дней, пока Корней лечил больного, были проведены ими с большой пользой. Профессор безвылазно просидел в монастырской библиотеке где обнаружил несколько очень редких богословских книг. А Ефимка излазила все закутки и чуть ли не каждый час прибегала к друзьям демонстрировать найденные ею “сокровища”: сломанный нож, маленькую железную коробочку, кованый гвоздь и тому подобное.

Наконец, изрядно нагрузившись, приладив два мешочка с шестью фунтами* свинца даже Потапушке, мужики, сердечно поблагодарив Лешака за щедрость, продолжили путь.

Когда они поднимались на Южный хребет по валунам, устилавшим дно небольшого ручья, многодневная духота стала спадать и отступила вовсе, как только они оказались на продуваемой всеми ветрами широкой седловине отрога. Здесь лес чередовался с горными луговинами, а скальные участки покрывали не лишайники и мхи, как на Северном хребте, а ползучий можжевельник. На светло-желтых ягельных полях паслись олени…

Встреча

После изматывающей дороги, с ночевками в тучах гнуса, вид Впадины, обрамленной зубчатой стеной Северного хребта, и смехотворно маленького с перевальной высоты скита растрогали молодого скитника до такой степени, что он был готов бежать, не щадя ног, к чуть различимому отсюда родительскому дому. Его волнение, по всей видимости, передалось не только товарищам, но и медвежонку. Тот, не ожидая команды, почти покатился вниз. Люди бросились следом.

Когда переходили русло речки, их заметил паривший в поднебесье Рыжик. Он, видимо, признал Корнея, так как крутыми виражами пошел на снижение. Черным вихрем пронесся перед путниками и, сложив огромные крылья, сел на галечный берег. Счастливый Корней подбежал к беркуту и гладя по спине похвалил:

– Ну и глазастый ты, Рыжик. Молодчина!

Не смея нарушить устав общины, Корней первым делом повел профессора к дому наставника. Маркел сидел под высохшим кедром, оставленным посереди скита еще в пору его строительства.

Выбеленный солнцем, ветрами, мощный скелет таежного патриарха с перекрученными кряжистыми сучьями

возвышался над зелеными собратьями на пять-шесть саженей. Сколько помнил себя Корней, столько и стоял кедр здесь, без коры, седоствольный летом и зимой. Все вокруг менялось, а он стоял, растопырив узловато-корявые сучья, как символ стойкого и мудрого старца, неподвластного времени.

Сняв и сложив возле крыльца котомки, путники прошли к наставнику. Отвесили земные поклоны. Узнав, что Григорий преподавал в государевом заведении, Маркел сразу насторожился. Однако вскоре у обоих глаза потеплели от симпатии друг к другу. Наставник был зачарован образованностью и глубиной познаний профессора в части старозаветного православия.

Душеполезная беседа грозила затянуться, но заглянул Елисей и позвал путников очистить жаром да паром плоть свою. Спускаясь к курной бане, Корней издалека приметил идущую с речки статную Даренку, несшую корзину стиранного белья.

– До чего же пригожа. А очи, как уголья, так и искрятся, - как бы невзначай обронил отец.
– Женихов у нас полно, скоро, поди, сватать начнут, - с надеждой глянув на сына, добавил он.

Корней сразу покраснел до кончиков ушей. Подошедшая Даренка, стрельнув огненным взглядом, смутила еще сильней. Поклонившись всем, она горделиво проплыла мимо.

Баня, вытопленная березовыми дровами, успела прокалиться, выстояться, пропитаться духом свежезапаренных трав и дегтярного дыма. Пол в предбаннике с широкой лавкой устлан пахучим лапником. Пышущая жаром печь завалена горой раскаленных булыжников. В лохани томились благоухающие травы: мята, чабер, донник. В углу, в самом низу, стояла большая лиственная бочка с холодной зольной водой. Рядом с каменкой - другая с горячей, нагретой калеными валунами.

Запарили березовый, вместе с багульником, веник. Отец Корнея черпанул ковшом и плеснул горячий духмяный настой на каменку. Пар словно огнем охватил тела. Вскорости мужиков проняло потом так, что ручьи потекли на обжигающий полок.

Не спеша поддавая парку, разогрели баньку до того, что засмолились черные стены и потолок: здесь любимым на Руси осиновым баням предпочитали сосновые. Словно глаза увлажнились навернувшимися слезинками тягучей смолы сучки прокопченных потолочных плах.

Хлестались изо всей силы жгучими, как огонь, душистыми вениками.

– О-ох! Хорошо-то как! Поддай, поддай еще!
– в восторге просил тятьку Корней.

Разогревшись до нутра, парень соскочил с полка и, стремглав вылетев из бани, прыгнул в ямину с ключевой проточной водой. Поостыв, вбежал назад и принялся хлестаться пуще прежнего.

Распарившись, помылись, стирая мочалом скопившуюся грязь.

Выйдя из парилки, все выпили брусничной настойки. Долго сидели на лавке в предбаннике, без конца вытирая обильно проступавший пот. Еще выпили бодрящий настой. И еще потели. И все легче дышалось телу. Оделись во все чистое.

– Нет пуще услады на белом свете, чем баня! Чувствуешь себя после нее словно ангел!
– заключил профессор, выходя во двор.

После вечери в чисто выдраенную поташем горницу Маркела потянулась братия.