Скитники
Шрифт:
Монотонный гул и размеренное круженье хлопьев пены притягивали, завораживали взор. Корнея вдруг осенило: ведь и в жизни во всем так. Одни уходят, на смену им появляются другие. Рушатся старые деревья, но на сдобренной ими почве поднимается еще более сильная и густая поросль молодых.
От этой мысли как-то сразу полегчало.
Корней разделся. Но не поплыл, как обычно, а зашел под уступ и встал под низвергающийся слив. Падающая вода сотрясала тело, массировала каждую мышцу, наполняя их жизненной силой. Хлесткие, упругие удары как бы выбивали, выдавливали
После такого омовения Корней почувствовал себя заново рожденным. Он понял, что жизнь не остановилась, что нужно действовать и что лучшей памятью о деде будет продление начатых им дел.
По дороге в скит Корней решил просить отца засылать сватов к родителям Даренки.
Завещание Маркела
Шли годы. Спустился с гор и вскоре помер Лука-Горбун. Из первооснователей, выходцев Ветлужского монастыря, в живых оставался лишь длиннобородый старец Маркел. Бог хранил его девяносто второй год.
Женился на Даренке и обзавелся ребятней Корней. Григорий с Ефимьей поселились в пристрое к дому наставника. Вскоре и профессор привел в дом хозяйку - овдовевшую тетку Корнея, бойкую, юркую и всегда веселую Анастасию. Выросла и стала невестой проворная охотница - Ефимья.
Маркел, совсем ослабевший глазами, частенько просил домочадцев почитать вслух книги, из монастыря принесенные и Никодимом писанные. Слушая последние, старец невольно изумлялся, сколь подробно и верно описал его друг историю общины, сколь глубоки и точны его умозаключения и наблюдения.
Предания и заветы старины в скиту хранились по-прежнему бережно. Послушание старшим не ослабевало и даже, наоборот, укреплялось. В их душах не было места сомнениям, колебаниям. Истины веры они впитывали с молоком матери, и никто и ничто не могло их поколебать. Жили, одним словом, по заветам истинного православия, оберегавшим их от соблазнов и недугов. Довольствовались, как и повелевал Создатель, малым.
– Воля старцев - святая воля, - считали в общине.
Но время неумолимо. Зимой, после Рождества Христова, слег-таки белоголовый, высушенный годами Маркел. Изрытое морщинами лицо старца еще более сморщилось, туман подкравшейся смерти погасил взор. Иногда наставник все же приоткрывал глаза и начинал говорить слабым, но внятным голосом находившимся при нем неотлучно Григорию и Ефимии:
– Ухожу из этой жизни счастливым: с Божьей помощью все наказы святого великомученика Константина исполнил, не отступил ни на шаг. И людей довел, и скит основал, и реликвии заповедные сберег. И живем в мире, согласии. Рад так же, что могу передать общину в руки надежные. Полагаю, тебя, Григорий, братия определит наставником.
Ученый от таких слов несколько сконфузился:
– Спасибо на добром слове, но верно ли то будет? Знаю, что люди верят мне, не считают чужим, но в общине
– Спорить не будем. Братия сама решит. Но я так долго живу, что наперед все знаю. И люди тоже не слепые. Хорошо, что вы дружны с Корнеем. Он, конечно, несколько чудной, но более верного человека не сыскать…
Порой старец замолкал, и лицо его то расплывалось в улыбке, то вдруг становилось озабоченным, брови сдвигались так, что между ними пролегала глубокая морщина. Григорий понимал, что настоятель в такие минуты уносится в своих мыслях далеко. Подтверждая его догадку, Маркел, ни к кому не обращаясь, тихо с чувством произнес:
– Слава Создателю, дозволил пожить полный срок, хотя я так и не насытился жизнью! А только во всем ли я поступал верно?
– Видит Бог, много испытаний ваша община перенесла, но не зря вы жили в строгости, - вклинился в размышления старца профессор.
– Вам ведь не ведомо, а я зрел, как богоненавистники кресты сбивали, богохульствовали, прах прародителей оскверняли. Дошли до разрушения храмов Божьих. Почтительную речь славянскую изгадили словами постыдными, охальными. Не может Господь бесконечно терпеть такого блуда в умах детей своих. Боюсь, дорогой будет расплата.
– Правду молвишь, - прошептал старец, - Верую, что первородное православие станет скоро близко и понятно сердцу каждого россиянина. Придет час, встанут на путь праведный заблудшие по неведению. Нам же назначено верно служить на пользу православия, чтобы возродить его на всей нашей многострадальной земле… Слушай главное: пока Чудотворная икона Святой Троицы в нашем скиту, до той поры древлее благочестие будет у нас процветать. Берегите ее. Чую, особый глас Божий грядет, и от него утверждение старой веры отцов наших последует…
Высказавшись, Маркел оправил разлохматившуюся бороду и расслабленно вытянулся на шкурах.
Ближе к вечеру старец послал за своим крестником Корнеем. Тот явился немедля и, отряхнувшись от снега, встал подле лежанки.
Маркел подслеповато улыбнулся:
– Это ты, Корнюша? Послушай мое слово. Сказать много хочу, но смогу ли?.. Пора настала и мне предстать перед Божьим судом… С дедом твоим достойно вели мы общину сквозь все испытания, во славу Господа. Настал ваш черед… Прости, коли чем обидел вольно иль невольно… Строг был потому, что отвечаю за тебя перед Богом…
Осенив Корнея с Григорием двумя перстами, старец, смиренно глядя на лик Христа, замер, готовясь к праведной кончине, но силы вернулись ненадолго, лоб увлажнился и он подал голос напоследок:
– Обо мне не скорбите. Ежели окажет Создатель милость - примет в рай, буду пред Ним вашим ходатаем… Коль придет беда - не сдавайтесь. Боритесь до последнего вздоха…
В этот миг по лицу наставника пробежала тень смутного беспокойства. Он силился вспомнить и сказать еще что-то очень важное, но мысль ускользала от него, как вода сквозь пальцы. Глубокие морщины расправились, и на лик праведника легла печать особой, свыше данной благодати…