Сколько стоит корона
Шрифт:
И все-таки за последние годы Дойлу удалось навести в столице относительный порядок. Больше не было открытого разбоя и грабежей, жители могли спокойно спать в своих домах, не опасаясь того, что в их двери вломятся посреди ночи. Шило и его люди стали приятной альтернативой диким бандам, рыскавшим по Шеану до и во время войны.
Дойл любил этот собственноручно наведенный порядок. Любил саму мысль о том, что, благодаря ему, Шеан из болота, кишащего неведомыми тварями, превратился пусть не в благоухающий сад, но в светлый лес, прогулка по которому приятна и довольно безопасна.
Но сейчас, верхом сопровождая
Разговор с леди Харроу взволновал его, заставил его кровь забурлить, и теперь он с мальчишеским безрассудством желал опасности -- чтобы мечом доказать и себе, и леди собственную мужественность.
Но город спал. А те улицы, где кипела жизнь, были далеко, и никто из их обитателей не вышел навстречу и не прельстился скромной каретой, сопровождаемой вооруженным всадником, пусть и одиноким -- теней он оставил с королем.
Дом леди Харроу показался непозволительно скоро. Дойл спешился вовремя -- как раз когда вышедший слуга открыл дверцу. Жестом велев слуге отойти, Дойл сам предложил женщине руку и помог выйти. Она оправила платье и снова присела в реверансе, склоняя свою гордую голову.
-- Спасибо, что проводили меня, милорд Дойл.
Он отвел взгляд, не зная, что именно ответить, и, наконец, произнес:
-- Наймите себе охрану, леди. Вам не следует ездить в одиночку.
-- Я не боюсь, милорд, -- ответила она как-то грустно и прибавила: -- уже не боюсь. И у меня в карете есть арбалет. К тому же, кучер -- надежный старый слуга. Он не побоится защитить меня.
-- Ваш кучер справится с одним, вы, если только найдете в себе смелость достать арбалет, еще с одним, -- сказал Дойл, которому вдруг очень явственно представилась леди Харроу, вооруженная арбалетом, но бессильная против пятерых или шестерых рослых, небритых мужланов, возжелавших золота.
– - Перед остальными вы будете беззащитны.
Она улыбнулась:
-- Я полагаюсь на милость Всевышнего, милорд, и он не оставит свою дочь.
Мелькнула мысль о том, что она так отказывается от охраны, потому что ей -- вдове -- не найти на нее денег, и Дойл резко предложил:
-- Я мог бы прислать к вам своих людей, надежных и верных.
Она посмотрела на него пристально, как будто заглядывая в душу, и сказала очень тихо:
-- Я думала было возразить, что преданы они будут только вам, но этим нанесла бы вам новое оскорбление. А я не хочу делать этого не только словами, но даже в мыслях. Я благодарна за вашу...
– - она прервалась, выискивая слово, -- за ваше беспокойство. Но я не хочу охраны -- следуя за мной, она будет заставлять меня только больше бояться. Я уже...
– - снова пауза, -- боялась в своей жизни. И я не хочу бояться снова. Доброй ночи, милорд.
Она протянула руку, на короткое мгновение сжала его пальцы и, развернувшись, скрылась в доме. Дойл остался стоять --
"Пусть лучше перемелют в пыль Харроу, чем доберутся до Риенса и его полей", -- так говорил Дойл когда-то, указывая пальцем на кривой отросток, каким выглядело Харроу на карте. Это была стратегическая точка -- не более того. Отступая за него, и Дойл, и Эйрих преследовали совершенно определенные цели: нужно было спасти плодородный Риенс, засеянный льном Рэнк -- те земли, которые кормили Стению. Какое им было дело до каменистого, бесплодного, бедного Харроу?
Они выиграли эту войну. "Мы ее выиграли", -- напомнил себе Дойл, невольно ощущая, что его переворачивает от слишком ярких образов, которые создавало его воображение. Он видел как наяву решительную, справедливую леди Харроу -- тогда еще совсем юную девочку, только ставшую замужней женщиной, -- которая отдает все силы, всю себя на защиту бедняков, крестьян и черни. Он уже немного узнал ее и не сомневался, что она не пряталась за стенами замка. Она ходила по деревням с корзиной еды, сама не ела мяса, когда его не могли есть ее разоренные люди. А может, набрав тряпья, она делала повязки уцелевшим в жерновах войны.
Мотнув головой, Дойл велел слезавшему с козел кучеру подсадить его в седло и сразу же пустил коня рысью. Завтра ему предстояло присутствовать на суде над милордами-предателями, и нужно было быть готовым к любым неожиданностям, а для этого -- как следует выспаться, дать измученному телу и не менее уставшему уму столь необходимые часы отдыха.
Кажется, это была опасная мысль -- стоило ему подумать о сне, как челюсть невольно начало выворачивать в зевке, глаза стали слезиться и закрываться. В свои комнаты -- где, по счастью, было жарко и тихо, -- он вошел, на ходу освобождаясь от плена неудобного камзола. Меч бросил на кровать, сам упал рядом, решив, что Джил как-нибудь догадается снять с него сапоги и штаны. И, возможно, укрыть одеялом -- но это было уже не так важно.
Веки потяжелели, но сквозь подступающий сон Дойл услышал негромкое:
-- Милорд!
Захотелось протянуться за мечом и наотмашь ударить -- и пусть кровь растекается лужей по полу.
-- Милорд, это важно!
Сцепив зубы, Дойл поднял тяжелую, словно набитую железом голову, раскрыл глаза и обнаружил стоящего возле кровати Джила. Будь у него чуть больше сил, он схватил бы паршивца и оттаскал бы за волосы, а так просто прохрипел:
-- Проклятье, что?
-- Милорд, вас хотят убить!
Эти слова подействовали не хуже ведра ледяной воды. Дойл подскочил на ноги, от недавней сонливости не осталось и следа.
-- Говори!
Джил достал из-за пазухи мешочек монет, протянул их Дойлу и пробормотал:
-- Вот, милорд. Мне это дали сегодня, чтобы я вонзил вам ночью нож в сердце.
В глазах у мальчишки почему-то стояли слезы. Дойл взвесил на руке мешочек, определяя стоимость -- похоже, кто-то не поскупился.
-- И обещали дать столько же?
– - предположил он. Джил кивнул.