Сколково. Хронотуризм - 2

Михайлова Татьяна

–　Сидней – очень большой и красивый город, там много высоких домов, есть театр, порт и собор – очень красивый, он построен из золотистого песчаника. И еще там есть большой аквариум, в нем я видел настоящих акул.

Павел умолк, припомнив свою недавнюю встречу с морским чудовищем, кружившим около крохотного плота. Когда это было и сколько сейчас времени? Павел осмотрелся по сторонам, но часов нигде не обнаружил. Плохо дело, надо каким-то образом выяснить, который час, хотя что это ему даст? Ну, узнает он точное время, и что с того? Все равно он вернется в лабораторию Сколкова ровно через сутки после того, как оказался на плоту в океане, и дальнейшие события запросто могут пройти без участия «туриста». Да, это будет обидно, даже глупо – вот так, почти вплотную подобраться к развязке и исчезнуть накануне долгожданного финала.

В кроватке завозился ребенок, прошептал что-то во сне, и Сара легко вскочила на ноги. Она подбежала к

дочери, замерла над ней, поправила сшитое из разноцветных лоскутов одеяльце, нагнулась и поцеловала девочку в щеку.

Павел, стараясь не шуметь, вышел из каюты и аккуратно закрыл за собой дверь. И, как только мог быстро, по раскачивающейся под ногами палубе зашагал в темноте к своей каюте, поеживаясь на ходу от холода – униформа мужчины будущего для погодных условий зимней Атлантики явно не лучший выбор. Павел резво сбежал по ступням трапа вниз и остановился в темноте. Снова пусто и темно, вокруг ничего и никого – только поскрипывает деревянная обшивка стен и слышно, как бьют волны в борта корабля. Павел ощупью побрел к своей каюте, внимательно смотря себе под ноги. Заметил издалека и старательно обошел темное бесформенное пятно на досках, снова остановился и прислушался. Из каюты врача не доносится ни звука, и непонятно, там фон Штейнен или сбежал и затаился в одном из судовых помещений. Лучше бы, конечно, последний вариант – перспектива остаться наедине с обезумевшим доктором Павла не привлекала. Пусть даже между ними коридор и две переборки, но это не преграда для почти потерявшего человеческий облик человека. Павел открыл дверь, вошел в свою каюту, ощупью добрался до дивана и плюхнулся на него. Свеча в подсвечнике где-то здесь, надо только найти ее и зажечь, если в кармане найдется заботливо положенная туда сотрудниками Сколкова зажигалка. Или лучше не надо, зачем привлекать к себе лишнее внимание? Неизвестно, на что способен этот врач в состоянии измененного сознания. «А не он ли ту бочку открыл? И квасит потихоньку, в одно лицо»,　– мелькнула очередная мысль-догадка. Тогда фон Штейнен наверняка и сейчас там, в носовом трюме, заливает свое горе отличным спиртом. Впрочем, почему именно горе? Может, наоборот, празднует победу, ведь уложить за один день сразу пятерых человек – это вам не курицу прирезать. Или не пять? Как считать того, первого, умершего от странной болезни, от которой, по словам того же врача, нет лекарств?

Размышления прервал звук шагов по коридору и решительный стук в дверь каюты. Павел замер и на всякий случай не стал отвечать. Но тут же вспомнил, что ключ в замке на двери он не повернул и ее стоит лишь хорошенько толкнуть. И потянулся к «Беретте», лежащей в кобуре на левой голени.

–　Патрик, вы здесь?　– рявкнул Ричардсон из темноты коридора.　– Только не говорите, что вас нет. Я этого не переживу.

–　Я здесь, войдите,　– выдохнул Павел и убрал руку. Первый помощник капитана – не тот человек, которого можно опасаться. Во всяком случае, пока.

–　Какого черта вы сидите тут как мышь в норе, зажгите свечу,　– буркнул, входя, Ричардсон.　– Это становится невыносимым. Если так пойдет и дальше, то нас будут сопровождать все акулы Атлантики. Хорошенький эскорт мы приведем за собой в Гибралтар.

Ричардсон остановился на пороге, и Павел видел только силуэт первого помощника Бриггса. Тот помолчал немного и проговорил, уже тише:

–　Я вот что хотел сказать – капитан приглашает вас на ужин, приходите к нам в кают-компанию. Надо как-то отвлечься от этого кошмара. Еды у нас полно – несколько бочонков с солониной, копченые окорока, овощи, сыр. В общем, почти все, что душа пожелает. Всей этой снеди нам хватило бы на полгода, если не больше. Думаю, что Бенджамин достанет из своих запасов бутылочку виски или портвейна, а Сара сыграет что-нибудь душещипательное на своей фисгармонии… Приходите, Патрик, ей-богу, попробуете стряпню Эдварда, этот мальчишка неплохо готовит,　– еще раз повторил приглашение Ричардсон и умолк.

–　Обязательно приду,　– заверил его Павел, и тут же спросил: – А врач, фон Штейнен, что с ним? И где он?　– А черт его знает,　– в голосе помощника капитана появились нотки раздражения и брезгливости одновременно,　– понятия не имею. Здесь где-нибудь, если не утопился до сих пор. Так для него будет даже лучше – не придется объясняться с властями. Когда мы придем в Гибралтар, я лично позабочусь о том, чтобы этот проходимец оказался в руках полиции,　– задиристо заявил Ричардсон.

–　Проходимец?　– Павел сделал вид, что удивлен и впервые слышит о темном прошлом врача. А сам насторожил уши, готовясь получить подтверждение или опровержение своей догадки.

–　Еще какой, самый настоящий аферист и мошенник, но очень хорошо умеет маскироваться и входить к людям в доверие. Я не знаю, какая муха укусила Бриггса, когда он разрешил фон Штейнену подняться на борт «Марии Селесты».

И запретил мне вносить запись о нем в судовой журнал, и даже приказал поставить врача на довольствие! Впрочем, потом Бенджамин рассказал мне, что встретил это несчастного в порту, перед плаванием. Он привез сюда Сару, чтобы показать ей каюту. Сара притащила с собой дочь, и на обратном пути они все вместе наткнулись на этого докторишку. У Сары, как всегда, была очередная истерика, Софи кашляла – она к тому времени уже успела простудиться, и фон Штейнен встретился им как нельзя кстати. Он предложил им помощь, если это можно так назвать,　– дал девочке выпить несколько капель какой-то настойки. А Саре он прописал другое лекарство – вы не поверите, это была связка сухих листьев, их нужно было жевать, как матросы жуют табак. Бриггс почему-то не возражал, глядя, как портовый шарлатан пичкает его жену и дочь непонятно чем. Но, как ни странно, все это сработало: кашель у ребенка прошел на следующий же день, а Сара стала намного спокойнее и веселее. Взамен этот фон Штейнен попросил капитана помочь ему – отвезти в Европу, на что Бриггс незамедлительно согласился. И вот теперь мы пожинаем плоды его доброты.　– Ричардсон закончил свою речь коротким, емким ругательством.

–　Так вы считаете, что это он?..　– Дальше можно было не продолжать, помощник капитана понял Павла с полуслова:

–　Конечно, кто ж еще? Не Амазонка же, которую видели все, кроме меня,　– ухмыльнулся Ричардсон и заторопился: – Патрик, хватит болтовни, пойдемте, пока все не остыло. Я голоден, как дикий зверь, и так же зол. Если я сейчас не выпью успокоительного, то за борт полетит еще один труп. Правда, я пока не знаю, чей именно.

После такого заявления возразить помощнику капитана Павел не решился. Он нашел на столе ключ от замка и постоял немного у стола, раздумывая, не прихватить ли с собой саквояж. Но решил этого не делать: зачем привлекать к себе лишнее внимание, тем более что все самое необходимое лежит в карманах «охотничьей» куртки-пиджака? Павел вышел следом за Ричардсоном в темный коридор, закрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. В это время помощник капитана уже успел отойти немного в сторону и дважды с силой грохнул кулаком в дверь каюты врача, потом дернул ручку.

–　Надо же, закрыто. Похоже, он здесь. Эй, фон Штейнен, или как вас там на самом деле! Не вздумайте показываться мне на глаза, это может для вас плохо закончиться! Я все сделаю так, что капитан решит, что с вами произошел несчастный случай!　– сложив ладони рупором и согнувшись, проорал Ричардсон в замочную скважину.

Но ответа не получил, из темноты не донеслось ни звука.

–　Надеюсь, что он не подохнет там от голода или жажды. Надо будет попросить Эдварда отнести этому негодяю что-нибудь поесть. Я не хочу, чтобы каюта и трюм провоняли мертвечиной,　– доверительно и искренне сообщил Павлу помощник капитана и затопал по коридору к трапу.

Павел постоял немного у дверей каюты врача, прислушиваясь к тишине, и направился следом за Ричардсоном.

В кают-компании «Марии Селесты» оказалось тепло, светло и очень тихо. Гостей здесь уже ждали – Сара и капитан Бриггс поприветствовали вошедших Павла и Ричардсона и снова уселись за накрытый стол. Павел устроился на отведенном ему месте, осмотрелся, и у него даже на миг захватило дух. Вот так, запросто, оказаться в самом сердце бригантины, в компании людей, чья судьба уже полторы сотни лет волнует многих – тех, кто связан с морем, и тех, кто видел корабли лишь на картинках. А рисунков на выкрашенных белой краской стенах оказалось немало, и были это в основном изображения парусных кораблей и портреты моряков в офицерской форме. У дальней стены кают-компании притулилось черное пианино, рядом находился бильярдный стол. Обеденный был почти вплотную придвинут к дивану, и, чтобы пролезть к деревянной, темно-коричневого цвета тумбочке со стоящим на ней граммофоном, Павлу пришлось основательно втянуть и без того запавший от голода живот. О «завтраке туриста» давно остались лишь воспоминания и вновь вернувшаяся жажда мести. «Я вам покажу, вам этот диетический батончик боком выйдет!» – мысленно поклялся Павел, пока разглядывал простое убранство кают-компании «Марии Селесты». На самом деле тесное и узкое, с низким, нависшим над головой потолком, оно казалось уютным за счет светлой окраски стен и пола. Из общей гаммы не выбивался даже ковер на полу – он был серым, с замысловатым узором в центре.

–　Бенджамин, надеюсь, ты не будешь против?　– Ричардсон потянулся к стоящей на углу стола бутылке из темного стекла, сгреб ее и ловко, как шулер, вытащил из кармана своего кителя штопор.

Капитан, даже если бы и захотел, возразить все равно не успел – густая, дивно пахнущая, янтарного цвета жидкость уже лилась в расставленные рядом с тарелками рюмки из тонкого стекла.

–　Эдвард, где тебя носит?　– проревел, осушив свою емкость, Ричардсон,　– если ты немедленно не дашь мне поесть, я выброшу тебя за борт. Акулы ждут!