Скопа Московская
Шрифт:
А вот солдаты нового строя, которых представил мне Кристер Сомме, выглядели довольно внушительно. Все в крепких жёлтых кафтанах, пошитых уже явно на месте, с длинными пиками, большая часть которых тоже здесь сделана — у нас их столько не было. На поясах у кого сабля, у кого тесак, а у кого топор плотницкий, кое-как переделанный в подобие боевого. У нескольких даже разбойничьего вида кистени, правда, как ими орудовать в строю, я понимал слабо. Однако раз Сомме оставил им это оружие, значит, можно как-то. Конечно же, все солдаты, как и сам Сомме,
— Недостатка в волонтёрах у нас не было, — докладывал мне Сомме. — Все хотели получать солдатскую пайку, особенно когда в городе совсем урезали нормы выдачи хлеба. Мы смогли обучить многих, но они действовали только из-за укреплений, в поле — ни разу. Большая часть солдат на данный момент вообще необстрелянные.
— Как считаешь, — спросил я у него, — они выдержат атаку хотя бы панцирной кавалерии?
— Прикрыть мушкетёров от панцирных хоругвей смогут, — уверенно заявил Сомме. — Кони там не такие обученные, и не пики не полезут.
— А гусарскую хоругвь остановить смогут? — задал я куда сильнее интересовавший меня вопрос.
И снова Сомме ответил без заминки.
— Нет, — сказал он, — гусары их стопчут. Гусары страшны в атаке, а пики у них не короче пехотных и потому они легко могут поражать пикинеров в строю. Как только это случится…
Вот тут он замялся, и я вынужден был подтолкнуть его.
— Кристер, — сказал ему я, — мне от вас нужна в первую очередь честность. Так что извольте говорить как на исповеди.
— Как только это случится, они побегут, — решительно произнёс он. — Не удержат строя против гусар.
— Благодарю, Кристер, — кивнул я.
Конечно, я почти знал ответ, однако внутри ещё теплилась надежда на лучшее. Однако лучше таких надежд не иметь, чтобы не угробить всё.
— Распускай людей, — велел я. — Пускай больше отдыхают и едят, набираются сил. А после отбирай среди них унтеров и начинай гонять моих ополченцев.
— Сколько я могу взять из ополчения? — поинтересовался педантичный Сомме.
— Скольких сможешь сделать солдатами, стольких и бери, — разрешил я, — хоть всех.
В посошную рать я на землях, разорённых вторым самозванцем и ляхами, всегда смогу людей набрать. За ту же самую солдатскую пайку они готовы будут махать заступами и рубить засеки хоть целыми днями. К тяжкому труду крестьяне, да и многие из жителей городов, привычны, а когда выбирать приходится между ним и голодной смертью, выбор очевиден.
Я уже почти перестал отличать собственную память от памяти Скопина. Вот ту же историю про набор посошной рати мне явно она подкинула, но все знания так легко улеглись у меня в голове, хотя минуту назад я почти ничего в этом вопросе не понимал. Князь Скопин же всегда делал ставку именно на это ополчение, ведь ратники рыли рвы, укрепляли табор и рубили засеки, а когда и ставили малые острожки, буквально окружая ими врага. А оттуда
Сомме скомандовал солдатам разойтись, сам же уходить не спешил. Я тоже остался, ожидая, что он хочет мне сказать.
— От них будет мало толку ещё и потому, — высказался он, — что нет брони. Без кирасы и шлема в первом ряду делать нечего. Это влияет на стойкость солдат. Когда они видят, как гибнут их товарищи в первом ряду, то у них самих пропадает желание воевать дальше.
— Не об этом ты хотел поговорить со мной, Кристер, — оборвал его я. — Говори, что нужно?
Не стал бы он распускать солдат, чтобы о бронях для них поговорить. Тем более что и говорили-то мы по-немецки, а потому никто в строю ничего понять не смог бы.
— Вследствие бескормицы и тяжкого военного труда, — не глядя мне в глаза, проговорил Сомме, — рана моя открылась. Я не могу и дале справляться с обязанностями, и хотел бы просить вас, генерал, отпустить меня на Родину для дальнейшего лечения.
Он не привык чувствовать себя слабым. Не желал проситься домой, словно мальчишка, переоценивший собственные силы. Однако рана, полученная им в бою у Александровской слободы, оказалась более тяжёлой и спустя даже столько времени не давала ему покоя. Ну и тяготы осады усугубили страдания, видимо, настолько, что сил его не осталось.
— Я могу задерживать тебя, Кристер, — заявил я. — Конечно же, возвращайся домой и поправляй здоровье. Если захочешь вернуться на службу, всегда приму.
— Благодарю, Михаэль, — ответил он.
Оба мы знали, что в следующий раз может встретиться на поле боя уже как враги. Эта мысль тяготила Кристера, однако и дальше воевать с открывшейся раной он уже не мог.
— Я сумел подготовить какое-то количество унтеров из русских, — снова начал докладывать он, но я жестом остановил его.
— Набери подходящих людей из ополчения, — сказал я, — и передавай дела тому, кого выберет Делагарди.
Сомме ничего говорить не стал, только кивнул в ответ. Мне жаль было расставаться с таким толковым командиром, как он, тем более что лучше него никто не обучал посошную рать, превращая её из почти бесполезных в бою ополченцев в настоящих солдат. Таких, кто сможет выстоять в поле хотя бы против польских панцирных хоругвей, а это уже немало.
Это была первая моя потеря, но не последняя, к сожалению.
Войско стояло в Царёвом Займище несколько недель. Сидевшие в осаде солдаты отъедались и поправляли здоровье. Унтера и офицеры из наёмников за обещанную лично мной дополнительную плату натаскивали солдат нового строя. И все мы ждали подкреплений и припасов из Москвы. Однако царь не торопился слать их, и я уже начинал думать о том, чтобы и правда выступать с теми силами, что у меня есть. Долго торчать в Царёвом Займище я не мог — каждый день моего промедления стоил жизни осаждённым в Смоленске.