Скопа Московская
Шрифт:
И всё же я не торопился, ждал обоза почти до конца июля. К тому времени войско пополнилось двумя полнокровными полками солдат нового строя, вооружённых сделанными в Царёвом Займище пиками. В каждом полку по пять сотен человек. Пускай и в лаптях зато все в одинаковых кафтанах, прямо как стрельцы. Они вполне уверенно выполняли приёмы и упражнения с длинной пикой, да и правильно ходить тоже научились. Дело было только за стойкостью, но тут никакие учения и муштра не помогут. Надо в настоящем деле побывать, уж оно покажет что они собой представляют.
Воевода Валуев, который из-за раны и от голода обезножил, смог встать в строй спустя
— Что у нас с нарядом? — спросил я, инспектируя пушечный двор.
— В полном порядке наряд, князь-воевода, — доложил Валуев. — Пушки вычищены. Картузов здешние бабы нашили столько надо и ещё два раза по столько же. А вот пороху и ядер маловато будет. Ежели станем выбивать Жигимонта из стана, так и вовсе, почитай, нет.
— В Смоленске запасы порохового зелья да ядер велики, — встрял Паулинов. — Ежели с городом снестись, так оттуда можно взять.
— Так нам ляхи и дадут провести такой обоз, — усмехнулся я. — Не слепые они и не дураки. Но ежели прижмёт, так и у Шеина будем брать с риском.
— От царя нет вестей? — спросил у меня Елецкий.
— Пока никаких, — кивнул я.
Следующий вопрос так и повис в воздухе, невысказанный. Слишком уж невесёлые перспективы он перед нами рисовал.
* * *
А в то время, когда войско Скопина-Шуйского стояло у Царёва Займища, на Москве шла настоящая битва между его родичами — князьями Шуйскими. Они сидели в личных покоях царя, куда никому кроме братьев его хода не было. Лишь самые доверенные слуги Василия IV прибирались здесь, да расставляли для него и царёвых братьев кушанья да вина на столах. Потому как долго шли у них споры, редко соглашались друг с другом Дмитрий с Иваном. Старший же, царь Василий, предпочитал помалкивать, слушать как братья препираются, а после объявлять им своё решение, с которым оба могли не соглашаться, однако и спорить не смели.
— И пущай побил Мишка ляхов, да не добил их, — хулил князя Скопина Дмитрий Шуйский. — Не стал преследовать Жолкевского, а засел в таборе, да и сидел там, покуда гетман сам не ушёл.
— Доносят, что гетман следующим утром уже ушёл, — напоминал ему Иван Шуйский, прозваньем Пуговка, младший из царёвых братьев. — Куда же за ним по ночи гнаться?
— Жолкевский чай прошёл ночью к самому нашему табору, да и ударил, — настаивал Дмитрий, — а Мишка не решился.
— То после битвы было, — возражал Иван. — Кони приморены, люди уставшие. Не след ему было пускаться в погоню. У ляхов, поди, и кони заводные были, чтоб удирать сподручней.
— Может и так, да не след Мишке так заноситься после победы-то, — зашёл с другой стороны Дмитрий. — Медлит он, стоит под Займищем, шлёт сюда слёзницы, просит людей да припасу. А у нас вор в Калуге сидит, да казаками обрастает,
— Вот и надо ему послать людей, да припасу, чтобы поскорее выступал к Смоленску, бить Жигимонта, — настаивал Иван. — Он желает, чтоб я к нему воеводой поехал с тем подкреплением, так и славно. Я с ним не во вражде, как ты, Димитрий, авось, при мне-то он и раскроется, ежели и правда враг он нам.
— Не верю я, что Миша враг, — неожиданно проговорил царь Василий. — Вся Москва была его после того, как он молитвами патриаршими от смерти спасся. Захоти он, и мог бы как я в последний день Гришки-самозванца войти в Кремль, да скинуть меня с престола. А тебя, брат, в подвал, а то и сразу на плаху отправить.
— Хитёр он да ловок… — начал было Дмитрий, но царь остановил его жестом.
— Довольно хулить его, Димитрий, — отрезал Василий. — В злобе своей на него ты обо всём позабыл. Быть может, тебе в Суздаль, в вотчину нашу отправиться, отдохнуть там.
Это была весьма жестокая шутка, потому что из Суздаля лишь недавно ушёл воровской воевода Александр Лисовский, и как доносили оттуда, в городе осталось целыми лишь семьдесят восемь дворов. Отправляться в разорённую вотчину, куда в любой момент могли нагрянуть ляхи, литвины или сторонники засевшего в Калуге самозванца, у князя Дмитрия не было ни малейшего желания. Это была бы даже не опала, а изощрённая казнь, напоминавшая о временах правления недоброй памяти Грозного царя.
— Бери стрельцов три приказа, — велел царь брату Ивану, — да припаса огненного побольше к пушкам и пищалям. И про съестной не забудь. Снаряжай большой обоз в Царёво Займище. Да наказ мой передай Мише, чтобы выступал на Жигимонта со всей поспешностью, как только подкрепление твоё получит.
— А мне при нём остаться или сдав людей да припас к тебе возвращаться? — спросил Иван.
— Оставайся при Мише, — кивнул ему царь. — Прав ты, Ваня, на тебя он зла не держит. И ежели есть у него что дурное на душе, так может и поверит тебе, а ты мне донесёшь.
— Клянусь в том, государь, — заверил брата князь Иван, — и крепкую клятву свою не нарушу. На том и крест целую.
На то царь Василий его благословил, а брат их Дмитрий только зубами скрипел, чувствую, как власть и влияние на старшего брата утекает у него, как вода сквозь пальцы. Да только скоро на Москве ни Мишки-выскочки, ни Ивашки-Пуговки не останется, вот тогда царёвы уши снова будут в полном его, Дмитрия, распоряжении.
* * *
Прибытие обоза войско встретило так, словно все в нём увидели родственника, которого давно считали покойным, а он возьми да и постучись в дверь по утру. Конечно, я и Делагарди с воеводами и старшими офицерами наёмников знали о том, что подкрепление придёт, однако до поры эту весть держали в тайне. Не стоит об этом болтать лишний раз, мало ли что может по дороге произойти. Я слишком хорошо помнил налёт лисовчиков, атаковавших нас ещё до Можайска, хотя там их быть вроде никак не должно. Да и отсюда новость могла раньше уйти к Жигимонту, отчего-то я был уверен, что у польского короля есть наушники в Царёвом Займище. Мы тут торчим уже достаточно долго, и через городок за это время прошло очень много людей, а солдаты нового строя, стрельцы и наёмники, конечно же, не умели держать языки за зубами и выбалтывали в местных кабаках все новости, какие только узнавали.