Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
Даже грамота, написанная от полков с требованием переизбрать царя, не убедила патриарха.
— Не вы ли избирали Василия Ивановича и целовали ему крест, — гремел Гермоген с Лобного места. — А ныне хотите преступить через крест и меня, патриарха всея Руси, к тому наклоняете. Так нет же! Не будет вам на то моего благословения, не дождетесь его.
И с последними словами патриарх сошел с Лобного места и отправился восвояси. И никто уже не пытался его остановить, а тем более воротить назад.
Сунбулов с Гагариным
— Где Голицын? — спохватился Гагарин. — Ведь он только что был здесь.
— Смылся, князюшка, — сказал Сунбулов. — Слинял, сучий потрох.
— Когда он успел?
— А черт его знает.
Понимая, чем для него может окончиться Масленица, князь Гагарин решился на последний отчаянный шаг.
— Православные, — закричал он. — Идемте к самому царю и потребуем добровольного ухода его.
— К царю! К царю! — завопили заговорщики, окружавшие Лобное место.
И хотя толпа уже собралась немалая, она почему-то не поддержала призыв и не кинулась вслед за заговорщиками во Фроловские ворота. Туда устремилось всего около трехсот человек, потрясавших кулаками и кричавших как заклинание: «К царю! К царю!»
Столь малое количество сторонников расстроило Гагарина:
— Ох, Гриша, кажись, проваливаемся.
— Не надо было в праздник-то зачинать, Роман. Ведь Масляна, до бунта ли?
Однако толпа, приблизившись к царскому дворцу, довольно дружно потребовала царя на суд. Многие думали, что Шуйский испугается, спрячется, как таракан, от народного гнева. Но он явился на крыльце в царском платье в шапке Мономаха с посохом в руке. Явился не жалким и испуганным, как ожидалось, а гордым И даже величественным. Стукнув посохом о гранит крыльца, вскричал гневно:
— Как вы смели явиться ко мне, когда я не звал вас?!
— Уходи, Василий, — закричало ему несколько голосов. — Уходи подобру, не мытарь народ!
— Это вы-то народ? — с издевкой сказал Шуйский. — Вы преступники. Можете убить меня, но я не оставлю престола. Я избран всей землей, только она вправе…
Шуйский говорил с одушевлением и, почувствовав колебание толпы, закончил с вызовом:
— Ну кто из вас готов убить русского царя? Иди же, смельчак. Вот он я. Иди!
Вызов был брошен. Смельчак не сыскался. Шуйский презрительно усмехнулся и, повернувшись спиной к толпе, неспешно удалился во дворец. Удалился, победоносно неся на голове шапку Мономаха.
Вернувшись к себе, он вызвал Воротынского:
— Иван Михайлович, возьми стрельцов и немедленно арестуй всех заговорщиков. В первую голову Гагарина с Сунбуловым. И к Басалаю на правеж.
Шуйский едва дождался вечера. Даже от блинов отказался.
— Но Масленица же, государь, — напомнил лакей.
— Успеем,
Воротынский прибыл вечером, развел руки:
— Все, государь, бежали.
— Как? Куда?
— К Тушинскому вору.
— Ах мерзавцы, ну хоть кого-то удалось взять?
— Взяли Колычева.
— Ивана? — удивился Шуйский. — За что?
— Он готовил покушение на тебя.
— Как? Иван Федорович Колычев-Крюк на меня? Да он же был мой лучший, преданнейший слуга.
— Был, Василий Иванович, а ныне стал враг. На Вербное собирался застрелить тебя.
На лице царя явилась горечь досады:
— Господи, кому же верить? Если самые верные… Послушай, Иван, он не мог этого замыслить один. Не мог. Вели пытать его, пусть назовет сообщников.
И Колычева в пытошной под Константино-Еленинской башней долго терзали и дыбой, и кнутом, и огнем. Никого не выдал Иван Федорович Колычев, никого не потянул за собой.
— Я один замышлял, сие, — хрипел он после очередной пытки. — Один бы и исполнил благое дело.
И лег под топор безбоязненно, благословляя своего избавителя, палача Басалая.
7. Можно начинать
30 марта светлым весенним днем наконец-то шведы пришли к Новгороду. Скопин-Шуйский, заждавшийся их, приказал встречать союзников салютом из крепостных пушок.
Командующий шведским отрядов Яков Понтус Делагарди, такой же высокий и статный, как князь Скопин, сразу понравился русским, по сему случаю Головин заметил:
— Ну с этим ты кашу сваришь, Михаил Васильевич.
— Почему так думаешь, Семен?
— Так не старье же. Такой же молодой и чем-то даже на тебя смахивает.
— Дай Бог, дай Бог. Но кашу-то варить с ним тебе придется, Семен Васильевич. Деньги-то при тебе.
— Да незачетных-то хватит, а вот на жалованье нехватка будет, придется собольими мехами отдавать.
— Наскребай, наскребай, Семен. И готовь письма к городам северным, в Соловки с требованием: слать деньги сюда для расчета со шведами. От моего имени составь, я подпишу. В первую голову Строгановым отправь, эти братья богатые, не откажут. И деньги, и ратников проси. С одними шведами мы Москву не освободим.
Первый шведский отряд был невелик — всего пять тысяч. Но Делагарди успокоил Скопина:
— Это первая ласточка, князь. Еще придет Зомме, приведет не менее десяти тысяч.
— Мы благодарны королю за помощь, — говорил Скопин, приветливо улыбаясь, хотя на сердце кошки скребли: «Где столько денег взять? Это тебе не устюжане, их иконой не вдохновишь. Только золотом».
День ушел на размещение воинства, приходу которого и новгородцы обрадовались: теперь есть помощь.
Вечером Скопин пригласил Делагарди к своему столу выпить по чарке хмельного меда. Тут же сидели Головин и братья Чулковы.