Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
— Хых. Я с самим царем вот так как с вами гутарю. В любое время желанный гость у него, — похвастался Корела. — Но не люблю туда ходить, бояре больно важные, смотрят на тебя и губы кривят, мол, чернь вонючая. Ну их на…
И Корела сочно выругался и стал отдирать зубами от тарани мясо.
— Андрей Иванович, вас нам сам Бог послал, — взмолился Хмырь. — Нам как раз великая нужда до царя.
— Какая?
— Так ведь у нас на Тереке его племянник объявился, Петр Федорович по прозванию. Тоже царских кровей,
— Раз плюнуть, — сказал Корела и опять потянулся за корчагой, стал наполнять снова кружки. — Давайте выпьем за встречу, казаки, хоть вы и терские, а все равно как родные. А то ведь тутка, куда ни глянешь, все рожи чужие. Тощища, хоть вешайся.
Выпили за встречу, закусывали ковригой, макая ее в соль.
— А когда, Андрей Иванович? — допытывался Семен.
— Завтра, братцы. Сенни, видите, я не в хворме.
У стола явился какой-то оборванец с лохматой, давно немытой шевелюрой.
— Атаману Кореле слава, — прохрипел он.
— А-а, Исайка, — признал его атаман. — Выпей с нами, друг.
Оборванец с благоговением принял кружку.
— За твое здоровье, атаман, — и одним махом, опрокинул ее внутрь.
— Закусывай, Исайка. Вон ломай от ковриги.
— Благодарствую, я окусочком обойдусь, — пробормотал оборванец и, схватив со стола кусочек, недоеденный Хмырем, исчез.
— Ишь ты какой хитрован, — похвалил оборванца Корела. — Все окусочки собирает, через них, мол, ему сила переходит от тех, у кого окусочек взят.
— Это, выходит, у меня силу взял оборванец, — вздохнул Хмырь.
— Выходит, у тебя, — засмеялся Корела. — У меня никогда окуски не берет Исайка. Тебе, говорит, атаман, сила нужнее. А для чя она мне теперь? Над кем атаманить? Эх, братцы, — вздохнул он и снова принялся наполнять кружки.
Просидели в кабаке они до вечера, изрядно нагрузившись за счет атамана.
— Вы где стали, братки? — спросил Корела, подымаясь из-за стола.
— Пока нигде.
— Айда ко мне. Я на Моховой полдома сымаю.
Атаману уже на выходе кабатчик вынес баклагу с ремешком:
— Андрей Иванович, а похмельные-то.
— Спасибо, Сыч, — взял атаман баклагу, накинул ремешок на плечо.
— Заходите еще, дорогой вы наш, — сказал кабатчик, кланяясь.
— Не боись, зайду, — отвечал Корела и, когда вышли на улицу, заметил: — Я ему гость дорогой, пока у меня золото звенит в кармане. А кончится, так ведь и на порог не пустит, а в баклагу [31] не то что вина, а и воды не нальет.
31
Баклага — жестяной плоский сосуд.
Но выйдя из кабака, они обнаружили у коновязи
— От же гады, — выругался Хмырь. — Моего самого лучшего увели.
— Да в Москве рот не разевай, — согласился Корела, — Ну ничего, чего-нито придумаем.
До Моховой действительно было недалеко. Атаман, сунув руку в дыру, отворил калитку, потом ворота. Впустил верховых.
— Ведите под навес в правую загородку, в левой мой Рыжко стоит. Киньте сена с горища, да про моего не забудьте. Седла снимите, у меня подушек нет.
Пока спутники Хмыря ставили коней, они с атаманом, справив малую нужду, вошли в избу, в которой жилым и не пахло. Корела, шарясь в темноте, наказывал:
— Вот здесь не ударься башкой… вот тут вправо бери… Вот слева вишь окно… там попоны, на них и лягайте… а я тут вправо у стенки на тулупе.
— А огня вздувать не будем? — спросил Хмырь.
— А зачем? Печь не топлена, жару нет, да и свечи от веку у меня не водилось.
— А лучину?
— Ты что, станишник, в Москве за лучину столько плетей накладут, что месяц не на чем сидеть будет. Лучина — это верный пожар, помилуй Бог.
И еще не пришли казаки со двора, а уж от стены послышался густой храп атамана. Однако утром именно Корела разбудил гостей:
— Эй, казаки, зарю проспите.
Хмырь сел, тряхнул головой, Корела протягивал ему баклагу.
— Глотни, похмелись.
— А вы?
— Я уже причастился.
— Но, Андрей Иванович, вы же обещали до царя сходить.
— И схожу, раз обещал. Где ваша грамота?
— Вот. — Семен полез за пазуху, достал бумажный свиток с печатью. Корела взял свиток, сунул в рукав.
— Так кем он царю доводится ваш этот… Как его?
— Петр Федорович. Он ему племянник.
— Очень хорошо. Пойду обрадую его, а то бояре, окромя огорчений, ничего ему не приносят.
Уже в дверях, обернувшись, спросил:
— А какой масти конь у тебя был, Семен?
— Вороной со звездочкой во лбу и белых чулочках по щетку.
— Ух, красивый какой, — сказал атаман. — Не мудрено, что свели. Ну да что-нибудь придумаем, бывайте.
— Племянник? — удивился царь. — Ну-ка, ну-ка, давай его сюда, Андрей Иванович.
Дмитрий сорвал печать, развернул свиток, быстро прочел и засмеялся тихо, сказал почти с одобрением:
— Ах ты, каналья.
— Что, государь, не он? — спросил Корела.
— Он, он, атаман, мой племянничек, о котором, правда, я впервые слышу.
— Ну и слава Богу, — перекрестился Корела. — Кто ж родной душе не обрадуется.
— Это точно. Я рад.
— А отвечать будешь ему, ваше величество?
— А как же. Спасибо, атаман, за хорошую новость. Но я спешу в Сенат. Будь здоров, Андрей. Заглядывай, я всегда рад тебя видеть.