Скорбь Сатаны. Вендетта, или История всеми забытого
Шрифт:
– Неприятный конец для Хелены, графини Элтон, – сказал он, когда мы уже ехали в карете, – паралич, самое худшее из всех физических наказаний, способных пасть на невероятную бойкую леди.
– Она была бойкой?
– Да, может быть, «бойкая» слишком слабый эпитет, но я не могу подыскать другого, – ответил он. – Когда она была молода – ей теперь под пятьдесят, – она делала все, что может делать дурного женщина. У нее было множество любовников, и я думаю, что один из них заплатил долги ее мужа, на что граф охотно согласился, – в одном крайне затруднительном случае.
– Что за постыдное поведение! – воскликнул я.
– Вы так считаете? В наши дни верхушка общества прощает подобные поступки в своем кругу. На это никто не обращает внимания. Если дама имеет любовников, а ее муж принимает ситуацию, сияя благосклонностью, что же можно сказать? Однако как нежна ваша совесть, Джеффри!
Я
Мой друг закурил сигарету, а другую предложил мне; я машинально взял ее и держал, не зажигая.
– Я совершил ошибку сегодня вечером, – продолжал он, – я не должен был петь эту «Последнюю песнь любви». Дело в том, что слова были написаны одним из прежних поклонников ее сиятельства, человеком, который был чем-то вроде поэта, и она воображала, что была единственной, кто видел эти строки, она хотела знать, был ли я знаком с их автором, и я сказал, что знал его весьма близко. Я только начал объяснять ей, как это было и почему я знал его так хорошо, как с ней случился припадок и прервал наш разговор.
– Она выглядела ужасно! – сказал я.
– Парализованная Елена современной Трои? Да, конечно, ее лицо в конце концов лишилось привлекательности. Красота в соединении с распутством часто имеет конец, связанный с судорогами, столбняком и телесной немощью, это месть природы за поруганное тело; и знаете, она крайне схожа с местью вечности за нечестивую душу.
– Откуда вам это известно? – спросил я и невольно улыбнулся, глядя на его красивое лицо, говорящее о прекрасном здоровье и уме. – Ваши нелепые мысли о душе – единственное безрассудство, какое я открыл в вас.
– В самом деле? Я очень рад, что во мне есть безрассудство: глупость – единственное качество, делающее мудрость возможной. Признаюсь, у меня странные, очень странные взгляды на душу.
– Я извиняю вас, – сказал я смеясь. – Прости мне, Господи, мое безумное, слепое высокомерие, – я все извиняю ради вашего голоса и не льщу вам, Лючио: вы поете как ангел.
– Не делайте невозможных сравнений, – возразил он. – Разве вы когда-нибудь слышали поющего ангела?
– Да! – ответил я, улыбаясь. – Сегодня вечером.
Он смертельно побледнел.
– Очень смелый комплимент, – сказал он, принужденно смеясь, и вдруг резким движением опустил окно кареты, хотя ночь была очень холодная. – Я задыхаюсь здесь, пусть войдет немного воздуха. Посмотрите, как блестят звезды! Точно крупные самоцветы в короне! Божественные регалии! Вон там, далеко, звезда, которую вы едва заметите; временами она бывает красной, как зола, а потом опять становится синей, как магний. Я всегда ее нахожу, хотя это удается немногим. Это – Альголь, считающаяся суеверными людьми звездою зла. Я люблю ее главным образом за ее дурную репутацию, которая, без сомнения, сильно преувеличенна. Быть может, она – холодная область ада, где плачущие духи мерзнут среди льдов, образовавшихся из их собственных замерзших слез, или, может быть, она – подготовительная школа для Небес, кто знает! А вон там сияет Венера, ваша звезда, Джеффри! Потому что вы влюблены, мой друг! Ну же, признавайтесь! Разве нет?
– Я не уверен, – отвечал я медленно. – Слово «влюблен» едва ли определяет мое теперешнее чувство…
– Вы потеряли это, – вдруг сказал Лючио, поднимая с пола кареты пучок увядших фиалок и протягивая его мне.
Он улыбнулся вырвавшемуся у меня восклицанию досады. Это были цветы Сибиллы, которые я по неосторожности выронил, и я видел, что он узнал их. Я молча взял их у него.
– Мой милый, не пытайтесь скрыть свои намерения от вашего лучшего друга, – сказал он серьезно и ласково. – Вы хотите жениться на прекрасной дочери графа Элтона. И вы женитесь. Поверьте мне! Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь исполнению вашего желания.
– Вы поможете! – воскликнул я с нескрываемым восторгом, зная, какое влияние он имеет на отца Сибиллы.
– Да, если я обещал, – ответил он важно. – Уверяю вас, эта свадьба будет мне по сердцу. И я сделаю для вас все от меня зависящее. В свое время я устроил много браков.
Мое сердце торжествующе забилось, и, расставаясь с Лючио, я с жаром пожал его руку, сказав, что признателен Фатам, пославшим мне такого доброго друга.
– Признательны кому, вы сказали? – спросил он с загадочным видом.
– Фатам!
– Серьезно? Думаю, они весьма непривлекательные сестры. Не они ли были у вас в гостях прошлой ночью?
– Не дай бог! – воскликнул я.
– Ах, Бог никогда не мешает исполнению своих законов. Поступая иначе, Он бы уничтожил Себя.
– Если Он только существует, – сказал я небрежно.
– Верно! Если…
И с этими словами мы
XV
После того вечера я сделался постоянным и желанным гостем в доме лорда Элтона и скоро вошел в задушевные дружеские отношения со всеми членами семьи, включая даже набожную мисс Шарлотту Фицрой. Мне нетрудно было заметить, что они угадали мои матримониальные намерения, хотя со стороны леди Сибиллы поощрения были настолько слабые, что я невольно сомневался, думая, осуществятся ли в конце концов мои надежды. Зато граф не скрывал своего восторга от мысли заполучить меня своим зятем: такое богатство, как мое, не встречалось каждый день, и если б даже я был игроком на скачках или жокеем в отставке вместо «автора», то и тогда бы, с пятью миллионами в кармане, стал желанным претендентом на руку леди Сибиллы.
Теперь Риманец редко сопровождал меня к Элтонам, ссылаясь на неотложные дела и светские приглашения. Я не очень досадовал на это. Как ни восхищался я им и ни уважал его, но его необыкновенная физическая красота и обаятельность его манер составляли опасный контраст моей заурядной внешности, и мне казалось невозможным, чтобы женщина, часто находясь в его обществе, могла оказать мне предпочтение. Однако я не боялся, чтоб он сделался моим соперником умышленно, ибо его антипатия к женщинам была слишком искренней и глубокой. В этом отношении его чувства были так сильны и страстны, что я часто удивлялся, почему светские сирены, так жаждущие привлечь его внимание, остаются слепы и не чувствуют его холодного цинизма, проглядывающего сквозь кажущуюся учтивость, колкую насмешку, сквозившую в комплиментах, и ненависть, сверкавшую в глазах, выражающих восхищение и благоговение. Впрочем, это было не мое дело – указывать тем, кто не мог или не хотел видеть бесконечные особенности изменчивой натуры моего друга. Лично я не обращал на них слишком большого внимания, поскольку свыкся с его быстрыми переменами, которыми он точно играл на струнах человеческих чувств, и, погруженный в свои жизненные планы, не очень стремился изучить человека, сделавшегося в два месяца моим fidus Achates [11] . В то время я был озабочен стараниями поднять в глазах графа свою ценность как человека и как миллионера; я заплатил некоторые из его наиболее неотложных долгов, дал ему беспроцентно большую сумму взаймы, не взяв обещания вернуть долг, и наполнил его погреб такими редкими старыми винами, каких уже много лет он не был в состоянии купить сам. Таким образом расположение его дошло до такой степени, что он брал меня под руку, когда мы вместе бродили по Пиккадилли, и публично называл меня «мой дорогой мальчик». Никогда не забуду изумления редакторишки захудалого шестипенсового журнала, встретившего меня однажды утром в парке в сопровождении графа! Было очевидно, что он узнал лорда Элтона, было также очевидно, что он узнал и меня – это доказывал его изумленный взгляд. Он надменно отказался прочесть мою рукопись под предлогом, что у меня «нет имени», а теперь! Он бы отдал свое месячное жалованье, если б я только снизошел до того, чтобы узнать его! Но я не снизошел, прошел мимо него, смеясь чрезвычайно старому анекдоту, который мне пересказывал мой будущий тесть. Случай был незначительный, даже ничтожный, но тем не менее он привел меня в хорошее настроение, потому что одним из главных удовольствий, которые я получал от своего богатства, была возможность отплатить с мстительными процентами за все презрение и оскорбления, которыми встречалась каждая моя попытка заработать средства к существованию в дни моей бедности.
11
Верный Ахат (лат.) – оруженосец Энея, героя Троянской войны. – Примеч. ред.
За все посещения Элтонов я больше никогда не видел парализованной графини. После ее последнего ужасного припадка она не двигалась, только жила и дышала – больше ничего. Лорд Элтон говорил мне, что наступил худший период ее болезни, дурно влиявший даже на тех, кто ухаживал за ней, вследствие особенно безобразной перемены в ее лице.
– Дело в том, – сказал он не без содрогания, – что она ужасно выглядит, положительно ужасно! Совсем нечеловеческое лицо, знаете. Она была красивой женщиной, а теперь просто безобразна. В особенности глаза, испуганные, дикие, точно она увидела самого дьявола. Поистине ужасное выражение, уверяю вас! И никогда не меняется. Доктора ничего не могут поделать. И, конечно, это очень тяжело для Сибиллы и всех остальных.